Статья Рустама Махмудова, представленная на международной научно-практической конференции «Политика единства Центральной Азии: роль Узбекистана в обеспечении стабильности в регионе», предлагает комплексный анализ эволюции курса Ташкента в Центральной Азии. Автор выделяет три ключевых этапа: первый (2016–2020) – запуск масштабных реформ и активное сближение с соседними странами посредством роста товарооборота, туристических и культурных обменов, а также учреждение формата консультативных встреч глав государств региона; второй (2020–2023) – преодоление последствий пандемии COVID-19, когда Узбекистан оказывал гуманитарную помощь и восстанавливал экономические связи, сохраняя проактивный характер политики в ЦА; и третий этап, стартовавший в текущие годы, характеризуется углублением транспортного и экономического взаимодействия, открытием афганского рынка и интеграцией ресурсов в региональные цепочки поставок.   Во второй части статьи Махмудов анализирует «макро-факторы», определяющие вызовы и возможности для новой фазы региональной политики. Глобальная геополитическая трансформация приводит к переходу от биполярного к «бесполярному» миру, где крупные державы вынуждены строить ситуативные союзы, создавая задачи по обеспечению безопасности в Центральной Азии. Технологическое соперничество между США и Китаем в областях ИИ и квантовых технологий обостряет необходимость общей региональной стратегии по подготовке кадров и развитию инновационной экономики. Философия «ростизма» и потребительского общества вступает в противоречие с климатическими ограничениями региона, особенно в условиях дефицита воды, что требует переосмысления парадигмы «зелёного роста» для устойчивого развития. Наконец, укрепление общерегиональной идентичности предполагает переход от дискурса культурно-исторического единства к формированию «снизу-вверх» интеграционных идей, способных объединить молодёжь и экспертов всей Центральной Азии.   Автор подчёркивает, что адекватный и своевременный ответ на эти вызовы создаёт условия для перехода от многостороннего сотрудничества к полноценной региональной интеграции. Благодаря проактивной линии Ташкента и прагматическому подходу, основанному на максимизации дивидендов от совместных проектов, Узбекистан способен выступать локомотивом устойчивой кооперации, обеспечивая «тихую гавань» в «бушующем глобальном море». Такой стратегический вектор позволяет не только укрепить политическую и экономическую стабильность в Центральной Азии, но и задать новые ориентиры для интеграционных процессов, отвечающих реалиям XXI века.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В новой статье команды Центра энергетической дипломатии и геополитики авторами даётся определение понятия «энергетическая безопасность», рассматриваются его технические, экономические, геополитические и экологические измерения. Авторы подчёркивают, что современный мировой спрос на энергию и глобальный тренд на декарбонизацию требуют от государств сбалансировать надёжность поставок с устойчивостью к климатическим рискам.   Далее приводится анализ стратегий ведущих экономик – Германии, Японии, США, Китая – а также сопоставимых по уровню развития энергосистем государств (Казахстан, Египет, Иран). Особое внимание уделено таким направлениям, как диверсификация источников, развитие ВИЭ и ядерной энергетики, повышение энергоэффективности и создание систем хранения энергии. На основе сравнительного обзора демонстрируется, как у каждой из стран сформирован свой баланс между импортом и собственным производством энергоносителей.   Авторы сопоставляют структуру энергобаланса и степень импортозависимости: Узбекистан по уровню доли ископаемых топлив (преимущественно природного газа) близок к Казахстану и Ирану, но уступает странам с развитой ВИЭ и атомной энергетикой (Германия, Япония, Китай). При этом подчеркивается, что низкая внешняя зависимость не гарантирует устойчивости — пиковые дефициты и изношенность инфраструктуры становятся критическими вызовами даже для ресурсно богатых государств.   В заключительной части статьи сформулированы рекомендации для Узбекистана: диверсификация энергобаланса за счёт масштабного развития ВИЭ и атомной энергетики, модернизация инфраструктуры и внедрение энергосберегающих практик, создание систем накопления и «умных» сетей, укрепление регионального сотрудничества по обмену энергией, а также институциональные реформы и развитие кадрового потенциала. Авторы делают акцент на адаптации международных лучших практик с учётом национальных особенностей страны.   Читайте статью в Journal of Interdisciplinary Science   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Статья доктора Аббоса Бобохонова, опубликованная в журнале «China Currents» Центром исследований Китая в Атланте (штат Джорджия, США), предлагает подробный и тонкий анализ того, как недавний Третий пленум Коммунистической партии Китая (КПК) может определить направления политики Пекина, особенно в том, что касается Центральной Азии. Проводя параллели с историческим Третьим пленумом 1978 года, автор позиционирует последний пленум как момент самоанализа и переосмысления перед лицом нарастающих экономических проблем в Китае, включая замедление темпов роста, сокращение промышленности и демографическое давление. Принятие Пленумом «Решения о дальнейшем углублении реформ для продвижения китайской модернизации» свидетельствует о неизменной приверженности рыночным реформам, хотя и под осторожным наблюдением партийного надзора.   Д-р Бобохонов подчеркивает, что итоги Пленума уже послужили катализатором активизации дипломатических обменов и инвестиционных сделок. Торговые показатели между Китаем и Центральной Азией заметно выросли – с 70 миллиардов долларов в 2022 году до почти 95 миллиардов долларов в 2024 году – и дополняются масштабными инвестиционными обещаниями, полученными в ходе недавних президентских визитов. Эти события указывают на углубление взаимозависимости, в которой Центральная Азия играет двойную роль, являясь одновременно источником сырья и логистическим коридором, связывающим Китай с Европой и Ближним Востоком. Одновременно с этим поддержка Китаем инициатив по развитию «зеленой» энергетики в регионе, включая проекты по использованию энергии ветра и солнца, осуществляемые такими компаниями, как Xinjiang Goldwind, свидетельствует о растущем соответствии глобальным обязательствам по защите климата и целям экологической трансформации региона.   Еще один новый вектор сотрудничества, указанный в статье, – агробизнес. Поскольку китайское руководство стремится обеспечить долгосрочную продовольственную безопасность, сельскохозяйственный потенциал Центральной Азии рассматривается как ценное дополнение к внутренним потребностям Китая. Призыв Третьего пленума сделать обширный китайский рынок общей глобальной возможностью может проложить путь к увеличению экспорта сельскохозяйственной продукции из региона. Наконец, в статье подчеркивается, что стратегическая заинтересованность Китая в региональной стабильности – в частности, в связи с его чувствительностью в отношении Синьцзяна – также будет определять его будущее взаимодействие. Ожидается, что наряду с экономическим взаимодействием будет продолжаться расширение сотрудничества в области безопасности, борьбы с терроризмом и региональной координации через такие платформы, как Шанхайская организация сотрудничества.   В заключение д-р Бобохонов предлагает всеобъемлющий прогноз многомерных связей, которые, вероятно, будут развиваться между Китаем и странами Центральной Азии после Третьего пленума. Он утверждает, что обновленная траектория реформ Пекина, хотя и обусловленная внутренними причинами, неизбежно приведет к структурным последствиям для региона, усиливая его роль как стратегического партнера, так и полигона для тестирования экономических инициатив Китая, направленных вовне. В этой связи Центральная Азия становится как бенефициаром, так и заинтересованным лицом в долгосрочной экономической перестройке Китая.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В своей статье Рустам Махмудов подчеркивает, что современный дискурс о зеленом переходе требует более глубокого и нелинейного осмысления. Автор, опираясь на определения Европейской комиссии, отмечает, что зеленый переход предполагает не просто технологические инновации, но и фундаментальные изменения в самой модели экономического и социального развития. Однако, как экспертно замечает Махмудов, текущие подходы нередко остаются в плену линейной логики — как будто речь идет о прямолинейном переходе от одной системы к другой, без учета скрытых противоречий и структурных ограничений.   Особое внимание в статье уделяется феномену «ростизма» — идеологии количественного увеличения производства, уходящей корнями в эпоху промышленных революций. Махмудов аргументированно показывает, что даже сторонники циркулярной экономики — ключевого элемента зеленого перехода — зачастую остаются заложниками продуктивистских установок. Он критически анализирует циркулярную модель, указывая на ее противоречие: в реальности поддержание бесконечного технологического обновления и массового потребления приводит к нарастающей добыче новых ресурсов, таких как литий и редкоземельные металлы, что ставит под вопрос истинную устойчивость заявленных целей.   Автор детально раскрывает взаимосвязь между идеологией массового потребления, механизмами созидательного разрушения, описанными Йозефом Шумпетером, и логикой современного технологического прогресса. Махмудов подчеркивает, что без постоянной стимуляции спроса и ускоренного устаревания товаров невозможна динамика капиталистической экономики, а значит, и зеленый переход не избежит этих закономерностей. В этом контексте он скептически оценивает возможность построения действительно замкнутой циркулярной экономики, поскольку переработка ресурсов имеет физические, термодинамические и экономические пределы.   Наконец, эксперт отмечает, что зеленые технологии, несмотря на снижение выбросов на стадии эксплуатации, сопровождаются существенными экологическими издержками на этапах добычи и производства. Махмудов приводит убедительные данные о высоком уровне загрязнения при добыче лития и редкоземов и о высоком углеродном следе производства электромобилей. Завершая анализ, он делает вывод о необходимости дальнейших фундаментальных исследований, способных не только диагностировать слабые места нынешней модели зеленого перехода, но и предложить более реалистичные пути его совершенствования.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В своем исследовании, посвященном исламскому радикализму в Центральной Азии, Иван Сафранчук, профессор Московского университета МГИМО, и Рустам Махмудов рассматривают историческую эволюцию, закономерности и будущую траекторию развития радикальных исламистских движений в регионе. Авторы утверждают, что развитие ислама в Центральной Азии на протяжении XX века формировалось в основном под влиянием внутренней региональной динамики, тесно переплетаясь с местными традициями и формированием идентичности. Они подчеркивают, что если в советский период исламские практики подавлялись, то политическая либерализация конца XX века, особенно в период перестройки, привела к возрождению политического ислама, способствуя появлению различных движений и организаций по всему региону. Однако авторы отмечают, что, хотя эти группы изначально играли значительную роль в формировании религиозного и политического дискурса, они постепенно маргинализировались государственными властями, что ограничивало их влияние внутри страны.   Авторы предлагают провести критическое различие между двумя типами радикальных исламских организаций, действующих в Центральной Азии. К первой категории относятся группы, ориентированные на внутреннее исламское возрождение, делающие акцент на религиозном очищении и ненасильственном участии в политической жизни. Второй тип включает в себя транснациональные организации, которые стремятся использовать Центральную Азию в качестве вербовочной и оперативной базы для реализации более широких геополитических амбиций. Сафранчук и Махмудов подчеркивают, что обе категории организаций сталкиваются с растущим давлением со стороны региональных правительств, которые применяют правовые, политические и силовые меры для подавления их деятельности. Кроме того, они подчеркивают, что джихадистские движения, которые ранее стремились расширить свое влияние в регионе, потерпели крупные военные поражения, что ослабило их оперативный потенциал и идеологическую привлекательность.   Несмотря на эти неудачи радикальных исламистских организаций, авторы приходят к выводу, что исламский радикализм в Центральной Азии вряд ли исчезнет полностью. Они утверждают, что продолжающееся религиозное возрождение в регионе – подпитываемое процессами социализации и инкультурации – создает благодатную среду для сохранения радикальных идеологий. Хотя государственные репрессии сдерживают наиболее открытые проявления политического ислама, более широкая тенденция роста религиозного сознания означает, что радикальные нарративы могут продолжать находить определенную поддержку, особенно среди недовольных слоев общества. В связи с этим исследование предполагает, что правительства должны сохранять бдительность, сочетая свои усилия по борьбе с радикализацией с политикой, направленной на решение социально-экономических проблем и поощрение умеренного ислама.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В своей статье Рустам Махмудов анализирует возвращение движения «Талибан» к власти в Афганистане, рассматривая его причины, последствия и влияние на международные отношения. Он подробно разбирает факторы, способствовавшие стремительному падению афганского правительства в 2021 году, включая слабость государственных институтов, коррупцию и неэффективность политики США и их союзников. В статье подчеркивается, что несмотря на многолетние усилия международного сообщества по стабилизации Афганистана, талибы сумели восстановить свою власть практически без сопротивления.   Ключевым моментом статьи является рассмотрение изменений во внутренней и внешней политике «Талибана» после возвращения к власти. Автор отмечает, что, хотя талибы заявляют о желании поддерживать международные контакты и обещают более умеренный курс, их реальная политика демонстрирует приверженность традиционным радикальным идеям. В частности, особое внимание уделяется ограничению прав женщин, подавлению оппозиции и восстановлению строгих религиозных норм.   Важным аспектом статьи также является оценка реакции мирового сообщества на новый режим в Афганистане. Автор указывает на разницу в позициях различных стран: некоторые государства стремятся к осторожному взаимодействию с талибами, тогда как другие полностью отказываются признавать их легитимность. В статье анализируется, как политика «Талибана» влияет на региональную безопасность, включая угрозу терроризма и поток беженцев, а также влияние ситуации на страны Центральной Азии.   Таким образом, статья представляет собой глубокий анализ современной афганской реальности, раскрывая механизмы прихода талибов к власти, их внутреннюю политику и международные последствия этого процесса. Автор подчеркивает, что дальнейшее развитие событий во многом будет зависеть от способности мирового сообщества выработать единый подход к взаимодействию с режимом «Талибана».   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.