В Узбекистане я заметил поразительную тенденцию: почти все исследователи-политологи, с которыми я встречался, интерпретировали внешнюю политику США в рамках классической теории международных отношений (МО). Они рассуждали в терминах реализма, либерализма и конструктивизма, предполагая, что Соединенные Штаты ведут себя в соответствии со стратегическими интересами, институциональными нормами или идеологическими ценностями. Но когда я читал об администрации Трампа, казалось, что ни одна из этих моделей не подходит. Как теория МО может объяснить сокращение посольств и дипломатических миссий, или уютные отношения с противниками при одновременном введении тарифов для союзников? Несоответствие между теоретическими моделями и политической реальностью не просто сбивало с толку – оно выявляло нечто более глубокое: что традиционный учебник ИК больше не способен объяснить вторую администрацию Трампа.
Возникает острый вопрос: если международные отношения не могут объяснить Трампа, то что может? Этот комментарий призывает к психополитическому подходу, в частности к сочетанию стремления Трампа к эго, перформансу и хаосу.
Во-первых, Трамп руководствуется эго. В отличие от лидеров, руководствующихся национальными интересами или институциональными нормами, его внешнеполитические решения неизменно отражают стремление к личному одобрению и доминированию. Когда президент Украины Владимир Зеленский, более популярный в США, чем президент Трамп, посетил Вашингтон, Трамп не смог смириться с тем, что его затмили. Он публично унизил Зеленского перед камерами, пытаясь подтвердить свой собственный авторитет. Аналогичным образом, после кончины Папы Римского Франциска в начале этого года Трамп отреагировал не на государственную мудрость, а на зрелище: он распространил сгенерированное искусственным интеллектом изображение себя в роли Папы Римского, казалось бы, чтобы перенаправить внимание общественности от ярого критика, который однажды назвал его иммиграционную позицию «не христианской». Такие страны, как Южная Африка, Канада и Великобритания, были вынуждены ориентироваться на эго Трампа с крайней осторожностью, предлагая деликатные похвалы и надеясь избежать публичных засад – хотя такие усилия часто оказывались безуспешными. Традиционные теории ИК предполагают, что эти действия служат более широкой национальной цели и в какой-то мере продвигают интересы США. Однако решения Трампа, продиктованные эгоизмом, не принесли значимых результатов для американской внешней политики. Эти инциденты не единичны; скорее, они показывают последовательную схему, в которой внешняя политика Трампа ставит его эго выше всего остального, подчиняя дипломатию личному имиджу и эмоциональному удовлетворению.
Во-вторых, подход Трампа к международным отношениям перформативен. Его решения определяются тем, как они играют на внутреннюю аудиторию, в частности, как они укрепляют его имидж успешного специалиста по заключению сделок. Гуманитарная помощь была сокращена, потому что ее выгоды не были легко заметны избирателям - независимо от последствий, таких как 91 000 погибших взрослых и 190 000 погибших детей или дестабилизирующего воздействия на и без того нестабильные регионы, такие как Ближний Восток. По данным Бостонского университета, в стране в результате предложенного Трампом сокращения программы Medicaid каждые 18 минут будет умирать один взрослый человек. Даже если оценивать его политику по экономическим критериям, которые, по словам Трампа, являются приоритетными, она контрпродуктивна: по прогнозам, его торговые войны и тарифы приведут к сокращению долгосрочного ВВП США на 6% и снижению реальной заработной платы на 5%. Эти противоречия раскрывают более глубокую истину: внешняя политика Трампа направлена не на экономические результаты (как предлагают некоторые ИК-теории), а на внешний вид. Когда страны, пострадавшие от тарифов, принимают ответные меры, они не могут пойти по аналитическому пути, как Япония, и попытаться договориться о тарифах. Скорее, они должны выглядеть так, чтобы Трамп хотел создать перформативную атмосферу, участвуя в публичном умиротворении – например, как это сделала Индия. Язык денег и «сделок» никогда не был последовательной стратегией, это был спектакль, призванный укрепить его бренд как жесткого, бесцеремонного лидера, который ставит «Америку прежде всего».
В-третьих, Трамп любит создавать хаос. Он требует постоянного внимания, оставаясь на шаг впереди СМИ. Если каждую неделю устраивать скандал за скандалом, наступает усталость от возмущения, а от законной критики можно отмахнуться как от части бесконечной «охоты на ведьм». Он часто обсуждает аннексию Канады, вторжение в Гренландию или строительство роскошного курорта в Газе. Он принимает многомиллионные самолеты от монархий и переименовывает Мексиканский залив. Эти действия носят исключительно стратегический характер и направлены не на достижение целей США, а на то, чтобы Трамп выглядел сильнее. МО как область основывается на предположении о стабильности и анализе, когда решения принимаются с учетом нюансов и временных особенностей. Для Трампа хаос становится политическим инструментом, а неразбериха создает условия для того, чтобы он мог взять ситуацию под контроль.
Через эго, перформанс и хаос возникает психополитическая модель, с помощью которой страны могут интерпретировать действия президента Трампа – не как иностранного лидера в традиционном смысле, а как зрелище. Классическая теория международных отношений не может объяснить действия лидера, для которого внимание важнее альянсов, оптика важнее результатов, а личная выгода важнее национальной стратегии. Для таких стран, как Узбекистан, использование ИК в качестве фрейма означает, что невозможно понять действия и мотивы президента Трампа. Его поведение – это не просто аномалия в рамках МО, а нечто совершенно вне ее. Чтобы понять смысл действий Трампа, мы должны выйти за рамки МО и признать более широкую истину: традиционная схема действий уже не просто устарела - она неактуальна в мире, где правит Трамп.
* Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.