В своем комментарии приглашенные младшие исследователи ИПМИ предлагают сравнительный и практический взгляд на дорожную инфраструктуру Узбекистана, сочетая личные наблюдения, сделанные во время путешествий, с анализом политики. Проводя параллели с обширной, но хорошо связанной системой автомагистралей Канады, авторы подчеркивают проблемы, с которыми сталкивается Узбекистан в развитии безопасных, эффективных и устойчивых дорожных сетей. Они рассказывают о своих путешествиях по таким регионам, как Самарканд, Бухара, Нукус и Муйнак, отмечая повсеместные выбоины, неровности дорожного покрытия и рискованное поведение водителей, которые подрывают безопасность дорожного движения. Эти свидетельства из первых рук подкрепляются статистическими данными Организации Объединенных Наций и Всемирной организации здравоохранения, которые показывают высокий уровень аварийности и значительные экономические издержки — 2,8 % ВВП — связанные с дорожно-транспортными происшествиями.   Стипендиаты утверждают, что ненадлежащее состояние дорог не только ставит под угрозу безопасность, но и ограничивает экономический потенциал Узбекистана. Ссылаясь на данные Всемирного банка, они отмечают, что пропускная способность автомобильных дорог должна быть значительно увеличена — почти на 500% к 2030 году — для удовлетворения будущего спроса. Хотя железнодорожная инфраструктура, такая как высокоскоростная линия «Афросиаб», обеспечивает хорошее межгородское сообщение, они предлагают уделить приоритетное внимание региональным и «последним милям» автомобильных дорог, особенно в небольших городах и уязвимых районах, таких как Муйнак. Они подчеркивают возможности Узбекистана по привлечению иностранных инвестиций, в том числе от Азиатского банка инфраструктурных инвестиций и Европейского банка реконструкции и развития, для устранения дефицита инфраструктуры и интеграции в формирующиеся транскаспийские торговые коридоры.   Правительственные инициативы, в том числе Стратегия развития транспорта до 2035 года и крупные проекты, такие как скоростная автомагистраль Ташкент–Андижан стоимостью 4,28 млрд долларов, свидетельствуют о сильной политической воле к модернизации сектора. Однако авторы предупреждают, что крупномасштабные проекты должны сопровождаться инвестициями в меры безопасности, управление городским движением и долгосрочные бюджеты на техническое обслуживание — области, в которых канадский опыт может служить полезным уроком. Они также выступают за интеграцию безопасности дорожного движения в проектирование и политику с самого начала, отмечая, что последовательное обеспечение соблюдения правил и улучшение дисциплины водителей так же важны, как и технические усовершенствования.   В конечном итоге, в статье текущий момент в Узбекистане представлен как редкое окно гибкости и амбиций — условия, которыми Канада больше не обладает из-за укоренившегося наследия инфраструктуры. Сбалансировав крупномасштабные скоростные автомагистрали с региональной связью, внедрив безопасность в строительство и обеспечив устойчивое финансирование технического обслуживания, Узбекистан может заложить основу для транспортной сети, которая будет способствовать экономической интеграции, поддерживать сельские сообщества и удовлетворять потребности будущей торговли и мобильности.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Доклад Международного валютного фонда «Перспективы развития мировой экономики. Мировая экономика: хрупкая устойчивость в условиях сохраняющейся неопределенности» представляет обновленные оценки и прогнозы развития мировой экономики на 2025 и 2026 годы.   Согласно прогнозу МВФ, темпы роста мировой экономики составят 3% в 2025 году и 3,1% в 2026 году, что ниже фактического показателя 2024 года – 3,3%. По сравнению с апрельским выпуском, текущий прогноз является более оптимистичным. Это связано с более высокой, чем ожидалось, экономической активностью в начале периода на фоне ожиданий повышения тарифов, более низкими по сравнению с апрельскими оценками средними эффективными тарифами в США, улучшением финансовых условий, включая ослабление доллара, а также расширением бюджетных расходов в ряде крупных экономик.   В странах с развитой экономикой ожидается рост на уровне 1,5% в 2025 году и 1,6% в 2026 году. В США прогнозируется замедление экономического роста до 1,9% в 2025 году на фоне снижения частного спроса и уменьшения притока иммигрантов. Однако в 2026 году рост может ускориться до 2% благодаря увеличению объемов производства, обусловленному реализацией пакета налогово-бюджетных мер «Большого прекрасного законопроекта». В зоне евро ожидается ускорение роста до 1% в 2025 году и до 1,2% в 2026 году. Повышение прогноза на 2025 год на 0,2 п.п. связано с сильным приростом ВВП Ирландии в первом квартале текущего года.   В странах с формирующимся рынком и развивающихся экономиках рост, по прогнозу МВФ, составит 4,1% в 2025 году и 4% в 2026 году. В частности, в Китае ожидается рост на уровне 4,8% в 2025 году благодаря высокой экономической активности в первой половине текущего года и значительному снижению тарифов в торговле с США. В Индии прогнозируется рост экономики на уровне 6,4% как в 2025, так и в 2026 году в связи с благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой. В регионе Ближнего Востока и Центральной Азии прогнозируется ускорение роста до 3,4% в 2025 году и до 3,5% в 2026 году. В России, напротив, ожидается замедление роста до 0,9% в 2025 году и до 1% в 2026 году.   Глобальная инфляция, как ожидается, продолжит снижаться – до 4,2% в 2025 году и до 3,6% в 2026 году. Это связано с ослаблением спроса и снижением цен на энергоносители. Однако инфляционные прогнозы различаются по странам. Так, в США рост потребительских цен будет подогреваться действием тарифов, тогда как в других странах тарифы могут выступать в роли негативного шока спроса и сдерживать инфляционное давление.   Согласно докладу МВФ, если с 1 августа будут дополнительно повышены тарифы, включая введение объявленных пошлин на медь до 50%, это окажет негативное влияние на темпы роста мировой экономики. Повышенная неопределенность в торговой политике может замедлить экономическую активность, ослабить стремление компаний инвестировать в поддержание и развитие торговых связей и, как следствие, привести к снижению темпов роста торговли и производства, особенно в экспортоориентированных странах. Геополитическая напряженность может привести к нарушению глобальных цепочек поставок и спровоцировать рост цен на сырьевые товары. Ожидается, что темпы роста мировой торговли замедлятся до 2,6% в 2025 году и до 1,9% в 2026 году. Прогнозируется, что такие страны, как Бразилия, Франция и США, столкнутся с существенным бюджетным дефицитом на фоне рекордно высокого уровня государственного долга. Это может привести к росту доходности по долгосрочным облигациям и ужесточению глобальных финансовых условий.   Чтобы снизить неопределенность в торговой политике, странам рекомендуется способствовать формированию четких и прозрачных правил международной торговли. В такой ситуации важно продвигать многосторонние инициативы, направленные на решение глобальных задач, а также при необходимости использовать плюрилатеральные или региональные подходы к отдельным вопросам. По мнению МВФ, международное сотрудничество в сфере экономической политики может смягчить негативные перекрестные эффекты между странами и оказать поддержку наиболее уязвимым экономикам.   В целом, несмотря на признаки постепенного восстановления и частичное улучшение макроэкономических условий, мировой экономике по-прежнему присуща высокая степень неопределенности. В этих условиях ключевыми задачами для стран остаются обеспечение предсказуемой экономической политики, укрепление международного сотрудничества и модернизация правил торговли для повышения устойчивости мировой экономики.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Глобальный рынок угля по-прежнему сохраняет высокую степень концентрации, при этом основная добыча сосредоточена в странах Азии. Согласно данным Energy Institute (Statistical Review of World Energy 2025), на Китай приходится более половины мирового производства угля — 4 780 млн тонн в год. Это делает Китай не только крупнейшим производителем, но и основным потребителем угля в мире. Он добывает в 4,5 раза больше, чем Индия, и почти в 10 раз больше, чем США. Такой масштаб объясняется структурой энергобаланса КНР, где уголь остаётся базовым источником энергии, несмотря на масштабные инвестиции в возобновляемые источники.     На втором месте по объёмам производства находится Индия — 1 085 млн тонн. Страна активно наращивает потребление угля для удовлетворения растущего спроса на электроэнергию в промышленности и жилищном секторе. За ней следует Индонезия — 836 млн тонн, которая, в отличие от Китая и Индии, ориентирована в основном на экспорт, поставляя уголь в Юго-Восточную Азию, Китай, а также в страны Южной Азии.   Среди западных стран лидируют США (465 млн тонн) и Австралия (463 млн тонн). Несмотря на риторику «зелёного перехода», обе страны сохраняют устойчивый уровень угледобычи — США для внутреннего рынка, Австралия — преимущественно для экспорта. Россия с объёмом в 427 млн тонн остаётся крупным игроком, несмотря на санкционное давление и снижение экспорта в Европу. При этом Казахстан (113 млн тонн) и Монголия (107 млн тонн) укрепляют свою позицию в качестве региональных поставщиков, особенно в Китай.   В Европе, несмотря на цели декарбонизации, добыча угля сохраняется в таких странах, как Германия (92 млн тонн), Польша (85 млн тонн) и Турция (87 млн тонн). Это связано как с энергетической безопасностью, так и с замещением импорта природного газа, особенно после энергетического кризиса 2022–2023 годов.   Таким образом, Азия стала безусловным центром угольной промышленности, формируя свыше 75% мировой добычи. Это делает азиатские страны ключевыми участниками в глобальной климатической повестке, поскольку любые изменения в их энергетической стратегии окажут прямое влияние на мировые выбросы парниковых газов. Будущее угля как энергетического ресурса во многом зависит от решений, принимаемых в Пекине, Нью-Дели и Джакарте.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Автор: Миржалол Муртозаев Встреча министров иностранных дел Узбекистана, Афганистана и Пакистана, состоявшаяся в Кабуле 17 июля 2025 года, ознаменовала собой важный поворотный момент на пути развития региональной инфраструктуры. На встрече было подписано трехстороннее соглашение о подготовке технико-экономического обоснования Трансафганской железной дороги. Это событие представляет собой не просто логистический проект, а начало нового этапа внешней политики Узбекистана, основанного на геоэкономическом прагматизме и стратегической реальности.   Интерес Узбекистана к проекту Транс-Афганской железной дороги фактически был возрожден на фоне последних глобальных и региональных геополитических изменений. В последние годы Узбекистан активно продвигал планы выхода к Южной Азии через иранский порт Чабахар. Это направление считалось перспективным как с точки зрения региональной диверсификации, так и углубления прямых экономических связей с Индией. Однако в последние месяцы геополитическая ситуация, в частности столкновения между Ираном и Израилем, ухудшение отношений Ирана с западными странами и тот факт, что Индия не оказала Ирану достаточной поддержки в этом процессе, начали усложнять реализацию проекта выхода к порту Чабахар. Кроме того, 21 мая текущего года на встрече в Пекине между Китаем, Афганистаном и Пакистаном стали заметны признаки потепления взаимных отношений. В результате этих факторов порты Гвадар и Карачи в Пакистане начали рассматриваться как более стабильный и надежный выбор. Особенно следует отметить, что благодаря проекту Транс-Афганской железной дороги может открыться короткий и экономически выгодный путь к этим портам, что может обоснованно определить новое стратегическое направление внешней торговли Узбекистана. Кроме того, пакистанское направление может предложить такие преимущества, как экономическая эффективность, сокращение времени транзита и снижение логистических расходов.   Основы соглашения о строительстве этой железной дороги можно рассматривать поэтапно:   Во-первых, несмотря на существующие вопросы в отношении безопасности Транс-Афганской железной дороги, она рассматривается как относительно короткий, быстро реализуемый маршрут, опирающийся на нынешнюю политическую волю. Наличие устойчивого диалога между Ташкентом и нынешним правительством Афганистана позволяет взаимно дополнять двусторонние интересы. Тесные энергетические и транспортные связи с Пакистаном могут придать проекту еще более стратегическое значение.   Во-вторых, в условиях, когда актуальность традиционных торговых путей на севере постепенно снижается, а направление через Иран по Каспийскому морю требует крупных инфраструктурных инвестиций, Транс-Афганский транспортный коридор становится новой геоэкономической опорной точкой для всего Центральноазиатского региона. Этот проект выступает не только как система грузоперевозок, но и как ключ к региональной интеграции, энергетической дипломатии и экспортной стратегии. Появляется возможность передачи электроэнергии в Южную Азию через Афганистан. В частности, реализация проекта CASA-1000 может позволить Узбекистану и соседним странам увеличить объемы экспорта и укрепить свое участие на энергетическом рынке. Кроме того, прямой выход к портам Гвадар и Карачи открывает для Узбекистана стабильные связи со стратегическими рынками вдоль Индийского океана. Через этот коридор также открываются пути к энергетическим и инвестиционным проектам стран Персидского залива, в частности Саудовской Аравии, ОАЭ и Катара. Это приведет не только к экономическому, но и к новому этапу политического и дипломатического сотрудничества. С этой точки зрения подписанный в Кабуле документ является не просто инфраструктурным соглашением, а стратегическим политическим выбором, объединяющим дальновидные и многослойные интересы.   В-третьих, Трансафганская железная дорога-это не просто транспортный проект, а геоэкономический коридор, обеспечивающий выход Узбекистана на рынки Южной Азии, Индии и Персидского залива. По данному маршруту срок доставки грузов сокращается с 35 до 5–7 дней, а стоимость контейнерной перевозки снижается с 900 до 286 долларов. В таких условиях Узбекистан формирует конкурентоспособную и устойчивую систему экспортно-импортных операций. Важную роль играет также финансовая и политическая поддержка проекта. Инициатива Китая «Пояс и путь», транзитная дипломатия России и портовая политика Пакистана могут быть напрямую интегрированы в данный проект. Это соответствует принципу «многовекторности» внешней политики Узбекистана.   В-четвёртых, встреча в Кабуле министра иностранных дел Бахтияра Саидова с Премьер-министром Афганистана Муллой Хасаном Охундом, министром иностранных дел Амирханом Муттаки и министром внутренних дел Халифой Сираджуддин Хаккани является свидетельством активной внешней политики Ташкента. Эти встречи направлены на дальнейшее углубление постоянного политического диалога с руководством временного правительства Афганистана, укрепление экономического доверия и формирование гарантий безопасности. Кроме того, это свидетельствует о стремлении рассматривать Афганистан как неотъемлемую часть региональной интеграции. Таким образом, Узбекистан реализует концепцию превращения себя в транзитный узел между Центральной и Южной Азией, выполняя роль «моста» в региональной дипломатии.   Заключение. Проект Транс-Афганской железной дороги является реальной геоэкономической трансформацией внешней политики Узбекистана. Эта инициатива направлена не только на развитие транспортной инфраструктуры, но и на укрепление политического доверия, обеспечение торговой безопасности и формирование регионального баланса. Внешняя политика под руководством Президента Шавката Мирзиёева последовательно опирается на геополитический прагматизм и приоритет региональной стабильности. Узбекистан формируется как нормативный инициатор и государство, определяющее стратегические направления развития.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Автор: Шохрузбек Гульметов   Ирано-израильское противостояние представляет собой конфликт, вышедший за рамки регионального измерения и привлекший внимание всего международного сообщества. На фоне последних событий крупнейшие международные игроки активно отреагировали, обозначив свои позиции и интересы в данном противостоянии. Индия, традиционно рассматриваемая как давний стратегический партнёр Исламской Республики Иран и неоднократно подчёркивавшая важность иранского фактора в своей региональной политике, заняла выверенную и сдержанную позицию. В отличие от ряда государств-членов ШОС, Нью-Дели не осудил действия Израиля напрямую, ограничившись призывами к деэскалации и фактически заняв нейтральную позицию, но с очевидными элементами дипломатической поддержки Тель-Авива.   Схожие политические видения В стремлении понять мотивы Индии по поводу воздержания от осуждения действий Израиля, важно учитывать характер индийско-израильских отношений, особенно в политической и стратегической плоскости. Решение Нью-Дели не присоединяться к совместной позиции стран-участниц ШОС демонстрирует прагматичный подход Индии к внешней политике. Когда обе стороны конфликта представляют собой значимых партнёров, государства зачастую придерживаются нейтральной линии, основываясь на национальных интересах и долгосрочных стратегических расчетах. В случае с Индией её сотрудничество с Израилем развивается на протяжении многих лет и охватывает такие сферы, как оборона, технологии и разведка. Так, после событий октября 2023 года, связанных с нападением ХАМАС на территорию Израиля, Индия выразила солидарность с Тель-Авивом. В ответ, во время операции «Синдур», проведённой Индией на территории Пакистана, Израиль выразил дипломатическую поддержку индийской стороне. При этом операция вызвала обеспокоенность международного сообщества в связи с сообщениями о жертвах среди мирного населения.   В апреле 2025 года президент Израиля Ицхак Герцог в ходе встречи с новым послом Индии заявил о важности дальнейшего углубления двусторонних связей, особенно в сфере геостратегического взаимодействия, отметив также позитивное восприятие Индии в израильском обществе. Ранним утром 13 июня 2025 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, призывающую к прекращению огня в Газе. Индия воздержалась от голосования несмотря на то, что такие традиционные партнёры Израиля, как Франция, Великобритания и Германия, поддержали документ.   Такое поведение Индии отражает её стремление сохранить баланс в отношениях с ключевыми партнёрами, особенно с Израилем. Однако воздержание по гуманитарной резолюции вызывает вопросы, учитывая схожесть подходов Индии и Израиля к ряду процессов в мусульманском мире. Такая позиция может восприниматься как недостаточная чувствительность к гуманитарным аспектам конфликта.   Экономические приоритеты Нью-Дели Индийско-израильские отношения базируются не только на политическом взаимопонимании, но и на расширяющемся экономическом сотрудничестве, которое Нью-Дели рассматривает как более перспективное по сравнению с проектами с Ираном, включая порт Чабахар и коридор «Север – Юг». В феврале 2025 года Индийско-израильский бизнес-форум объединил свыше 100 ведущих компаний. Министр экономики Израиля подчеркнул на форуме геополитическую важность укрепления партнёрства с Индией и США, что подтверждает стратегическую переориентацию Тель-Авива на азиатское направление.   Экономические показатели подчёркивают прагматичный выбор Нью-Дели. В 2024 году товарооборот между Индией и Ираном составил 4,13 млрд долларов США, тогда как с Израилем эта цифра достигла 6,53 млрд, пусть и снизившись по сравнению с 2023 годом, когда объём двусторонней торговли превышал 10 млрд долларов. В своём выступлении министр торговли и промышленности Индии Гоял отметил, что сторонам следует увеличить торговые объёмы в десять раз, подчёркивая приоритетность экономического диалога с Израилем.   Помимо двусторонних проектов, важную роль в сближении Индии и Израиля играют многосторонние экономические инициативы, в числе которых — коалиция I2U2 (Индия, Израиль, США, ОАЭ) и экономический коридор IMEC (India–Middle East–Europe Economic Corridor). Формат I2U2 охватывает ключевые сферы — продовольственную безопасность, устойчивую энергетику и частный сектор. В его рамках предусмотрены инвестиции до двух миллиарда долларов в агропромышленные парки в Индии, а также реализация проектов по достижению 500 ГВт чистой энергии к 2030 году.   IMEC, инициированный при поддержке США, обеспечивает Индии прямой и стабильный доступ к рынкам Ближнего Востока и Европы, обходя нестабильные транзитные маршруты. На фоне санкционного давления на Иран и Россию Нью-Дели рассматривает этот коридор как более надёжную и выгодную альтернативу проекту «Север – Юг». Для США IMEC — не только инфраструктурный проект, но и стратегический ответ на китайскую инициативу «Один пояс — один путь», а также способ укрепления партнёрства с Индией в рамках регионального баланса.   Участие Индии в этих многосторонних форматах усиливает её экономические связи с Израилем и США, а также объясняет осторожную внешнеполитическую позицию Нью-Дели в контексте ирано-израильского конфликта.   Военно-техническое сотрудничество Израиль зарекомендовал себя в качестве надёжного стратегического партнёра Индии, особенно в контексте обеспечения обороноспособности в периоды обострений с Пакистаном. Во время операции «Синдур» израильская сторона оказала Индии весомую поддержку, поставив современные оборонительные комплексы, включая системы ПВО средней дальности Barak 8, а также высокоточные ударные дроны типа HAROP. Последние, относящиеся к классу ударных беспилотников «камикадзе», продемонстрировали свою эффективность при выполнении точечных ударов по стратегическим объектам противника.   Опыт успешного применения израильских дронов также был зафиксирован в ходе конфликта в Карабахе, где они использовались Азербайджаном. Военно-техническое сотрудничество между Индией и Израилем выходит за рамки простых поставок вооружений. Оно охватывает совместные учения, обмен в сфере кибербезопасности, а также кооперацию в разработке передовых оборонных технологий и подготовке кадров. Такой комплексный подход усиливает не только оперативную совместимость вооружённых сил, но и стратегическую устойчивость партнёрства.   Поддержка в рамках цифровой дипломатии Учитывая вышеуказанные аспекты, можно утверждать, что поддержка Израиля Индии охватывает не только традиционное военное сотрудничество, но и цифровую сферу. Цифровая дипломатия стала важным инструментом укрепления двусторонних отношений, особенно в условиях отсутствия общей границы. На различных онлайн-платформах наблюдается высокий уровень взаимопонимания и дружественного взаимодействия как между государственными структурами, так и между гражданскими обществами двух стран. Благодаря активному использованию цифровых каналов, Нью-Дели и Тель-Авив успешно реализуют совместные культурные, образовательные и научные инициативы, что в значительной степени способствует формированию положительного имиджа партнёрства и взаимного доверия между народами.   Заключение Анализ динамики израильско-индийских отношений свидетельствует о прагматичном и гибком характере внешнеполитического курса Нью-Дели, ориентированного на баланс интересов и адаптацию к меняющейся международной обстановке. В условиях нарастающей напряжённости, в том числе на фоне ирано-израильского конфликта, Индия старается избегать односторонних позиций, стремясь сохранить рабочие отношения с ключевыми внешнеполитическими акторами.   Сотрудничество с Израилем, прежде всего в сфере технологий, безопасности и торговли, рассматривается Индией как одно из направлений внешней политики, но не как исключительный приоритет. Индийская дипломатия сохраняет пространство для манёвра и не исключает переоценки партнёрств в зависимости от изменения регионального баланса сил и текущих национальных интересов. Такой подход позволяет Индии действовать гибко и избегать однозначных обязательств, что порой воспринимается как готовность скорректировать позицию в пользу более выгодного внешнеполитического курса.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Проблематика водных ресурсов в Центральной Азии приобретает всё большую актуальность. Ряд экспертов, особенно в социальных сетях, высказывают тревожные прогнозы о возможной острой нехватке пресной воды в регионе к 2050 году. Такие оценки обосновываются изменением климата, демографическим ростом, а также доминированием аграрного сектора в структуре водопотребления.   Следует отметить, что свыше 90% всей используемой воды в Центральной Азии расходуется на нужды сельского хозяйства. В Узбекистане данный показатель составляет около 92%, при этом значительная часть водных ресурсов уходит на орошение риса и хлопка. Для сравнения: в развитых странах на сельское хозяйство приходится от 30 до 40% доступной воды. Между тем на бытовое и питьевое водоснабжение в регионе приходится менее 8%. Это означает, что дефицит воды для населения не является критическим – основной вызов заключается в оптимизации водопользования в аграрной сфере.   В Узбекистане предпринимаются шаги для преодоления данной диспропорции. Осознавая масштаб водных рисков, страна за последние годы начала реализацию комплекса реформ в области водной политики. В числе приоритетов – модернизация ирригационной инфраструктуры, внедрение водосберегающих технологий, расширение методов капельного и спринклерного орошения, а также цифровизация процессов учёта водопользования. Государство инвестирует в гидротехнические сооружения и совершенствует модели управления водными ресурсами, акцентируя внимание на международном сотрудничестве, особенно в бассейнах трансграничных рек.   Одним из ключевых направлений становится диверсификация сельского хозяйства и переход к культурам с меньшей водоемкостью. В этом контексте важным шагом стало принятое в 2025 году решение о пересмотре подходов к выращиванию риса, одной из наиболее водозатратных культур. В качестве альтернативы аграриям предлагается переход на культуры, более устойчивые к климатическим изменениям и менее зависимые от интенсивной ирригации.   Параллельно начнётся внедрение ресурсосберегающих технологий в рисоводстве и использование новых сортов, адаптированных к экстремальным температурам и засухам. С 2026 года будет расширен пилотный проект по выращиванию риса с применением капельного орошения. В настоящее время рис преимущественно выращивается на заливных полях. Важно, что в этот процесс будут активно вовлечены международные эксперты, включая специалистов из центра KOPIA (Южная Корея).   Таким образом, Узбекистан демонстрирует стратегический подход к вопросам водного управления и готовность к практическим действиям в условиях нарастающего водного дефицита. Комплекс превентивных мер, направленных на рационализацию водопользования и пересмотр аграрной политики, может служить ориентиром для других стран региона и способствовать формированию устойчивой водной безопасности в Центральной Азии.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.