Комментарий

outputs_in

Комментарий

29 мая, 2025

Региональные и парламентские выборы в Венесуэле

25 мая в Венесуэле прошли парламентские и региональные выборы, на которых правящая коалиция «Большой патриотический полюс» во главе с Единой социалистической партией (PSUV) одержала убедительную победу, получив около 82,7% голосов. Оппозиционные объединения показали значительно более скромные результаты: «Демократический альянс» – ~6,25% голосов; коалиция UNTC Única (партии «Новое время» и «Единство и перемены») – ~5,18%; движение «Соседская сила» – ~2,57%.   Явка избирателей составила лишь 42,6%, что свидетельствует о сравнительно низкой электоральной активности. Коалиция «Большой патриотический полюс» (Gran Polo Patriótico, включает PSUV президента Николаса Мадуро) получила 82,68% голосов, обеспечив себе подавляющее большинство мест в Национальной ассамблее. Для сравнения, наиболее успешный из допустимых к участию оппозиционных блоков – «Демократический альянс» – набрал лишь 6,25%, а другие объединения, такие как альянс UNTC Única и движение «Соседская сила», получили 5,18% и 2,57% соответственно. Совокупно все оппозиционные кандидаты набрали значительно менее 15% голосов, что привело к практически монопольному представительству провластной коалиции в новом парламенте и на уровне губернаторов регионов.   Одним из ключевых факторов, повлиявших на распределение голосов и низкую явку, стало решение основных лидеров оппозиции бойкотировать эти выборы. Ведущие фигуры антиправительственного лагеря, такие как Мария Корина Мачадо, публично призывали граждан воздержаться от голосования в знак протеста против официальных итогов прошлогодних президентских выборов. В июле 2024 года Венесуэла провела президентские выборы, результаты которых оппозиция не признала, заявив о своей победе, тогда как избирательные власти объявили победителем Мадуро. Призыв к бойкоту выборов 2025 года был также обусловлен продолжающимся давлением на оппозиционных активистов – независимые наблюдатели и правозащитные организации сообщали об арестах оппозиционных деятелей и других репрессиях накануне голосования. В результате большая часть населения, симпатизирующая оппозиции, проигнорировала выборы: по словам М. К. Мачадо, местами до 85% избирателей «не подчинились режиму» и не пришли на участки. Это объясняет, почему явка составила лишь около 42% от 21 млн зарегистрированных избирателей, что сопоставимо с низким уровнем участия в предыдущих местных выборах 2021 года (также бойкотированных оппозицией).   Помимо организованного бойкота, низкая активность избирателей отражает и общий кризис доверия к избирательной системе Венесуэлы. За последние годы власть существенно ограничила реальную конкуренцию: ряд оппозиционных партий были отстранены от выборов или расколоты через лояльные суды, а многие харизматичные лидеры протестного лагеря оказались в тюрьме, высланы из страны либо отстранены от политической деятельности. В такой обстановке значительная часть электората не видит смысла участвовать в голосовании, исход которого, по общему мнению оппонентов режима, предопределён в пользу правящей партии. Длительный экономический кризис усиливает апатию: многолетняя гиперинфляция, спад производства и международные санкции привели к массовой эмиграции миллионов венесуэльцев, а оставшиеся жители чаще заняты вопросами выживания, чем политическим участием. Все эти факторы совместно обусловили рекордно высокий процент голосов за провластный блок и минимальное представленность оппозиции во власти.   Ландшафт власти в Венесуэле после выборов 25 мая еще более сместился в пользу нынешнего руководства страны. Получив практически все места в Национальной ассамблее и выиграв 23 из 24 губернаторских постов, партия Мадуро и ее союзники теперь контролируют все ключевые уровни власти. В краткосрочной перспективе такая консолидация обеспечивает режиму определенную политическую стабильность – оппозиция лишена институциональных рычагов влияния, и вероятность правовых или парламентских вызовов курсу Мадуро сведена к минимуму. Представители правящей партии уже заявили о «победе мира и стабильности», подразумевая, что выборы подтвердили поддержку народом курса правительства.   Международная реакция. На международной арене прошедшие выборы, вероятно, углубят разногласия вокруг Венесуэлы. Страны и организации, критически настроенные по отношению к режиму Мадуро, расценят голосование 25 мая как недемократическое. Отсутствие независимых наблюдателей и массовый бойкот со стороны оппозиции уже привели к заявлениям о том, что выборы не отвечали стандартам свободного и честного волеизъявления. Соединённые Штаты, не признавшие легитимность предыдущих венесуэльских кампаний, после спорных президентских выборов 2024 года ужесточили санкционное давление и, очевидно, сохранят жесткую линию. В частности, Вашингтон (при администрации Дональда Трампа в 2025 году) отменил послабления для нефтяного сектора: американским властями было предписано компании Chevron свернуть операции в Венесуэле к 27 мая, фактически лишив Каракас одного из немногих легальных каналов продажи нефти. Это решение закрывает для правительства Мадуро важный источник валютной выручки и усиливает экономическую изоляцию страны.   Одновременно государства, союзные Каракасу (Россия, Куба, Иран и ряд левоцентристских правительств региона), поддержали итоги выборов. Так, российские наблюдатели заявили об отсутствии серьезных нарушений в ходе голосования и признали выборы прозрачными. Подобная поляризация мнений осложняет выработку единого подхода международных организаций (таких как Организация американских государств или ООН) к венесуэльскому кризису. Евросоюз и некоторые латиноамериканские посредники, вероятно, продолжат призывать к диалогу между правительством и оппозицией, но с учетом укрепления позиций Мадуро и ослабления оппонентов перспективы реальных переговоров выглядят туманными.   Таким образом, итоги выборов в Венесуэле, свидетельствуют о значительном укреплении позиций правящей коалиции «Большой патриотический полюс» и подтверждают сохраняющуюся политическую конфигурацию в стране. Однако низкая явка избирателей и ограниченное участие оппозиции, значительная часть которой бойкотировала голосование, указывают на наличие серьезных вызовов в области доверия граждан к избирательному процессу и политическим институтам.   Сложившаяся ситуация требует особого внимания к вопросам инклюзивности политического диалога и восстановления широкой общественной легитимности. Внутриполитическая стабильность, достигнутая в результате консолидации власти, может быть более устойчивой при условии обеспечения открытости, транспарентности и привлечения различных политических сил к обсуждению актуальных вопросов социально-экономического развития.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

outputs_in

Комментарий

28 мая, 2025

Энергетические связи Индии с Персидским заливом: стратегическое партнерство с ОАЭ и Оманом

В мае 2025 года Индия значительно продвинулась в укреплении энергетических и торговых связей с государствами Персидского залива, особенно с Объединёнными Арабскими Эмиратами (ОАЭ) и Оманом. Эти шаги направлены на обеспечение стабильных поставок энергии, снижение торгового дефицита и расширение стратегического влияния Индии в регионе.   Соглашение с ОАЭ: расширение энергетического сотрудничества Индия и ОАЭ подписали ряд соглашений, охватывающих ключевые энергетические секторы. Среди них — долгосрочные контракты на поставку сжиженного природного газа (СПГ), расширение мощностей по хранению нефти в Индии и сотрудничество в области гражданской ядерной энергетики. В частности, Индия и ОАЭ заключили меморандум о взаимопонимании, предусматривающий участие индийских специалистов в эксплуатации и обслуживании АЭС Барака — первой атомной электростанции на Аравийском полуострове.   Предстоящее соглашение с Оманом: диверсификация поставок энергии Индия близка к заключению Всеобъемлющего экономического партнёрского соглашения (CEPA) с Оманом. Ожидается, что соглашение будет подписано в ближайшее время и приведёт к снижению пошлин на индийский экспорт на сумму около $3 млрд, включая сельскохозяйственную продукцию, ювелирные изделия и автомобили. В ответ Индия согласилась снизить пошлины на некоторые оманские товары, такие как нефтехимическая продукция и алюминий, с ограничением объёмов импорта.   Стратегическое значение региона Персидского залива Несмотря на увеличение импорта российской нефти после начала конфликта на Украине, Индия остаётся зависимой от поставок энергии из стран Персидского залива. Угроза усиления международных санкций в отношении российской нефти подчёркивает важность укрепления связей с государствами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (GCC) для обеспечения энергетической безопасности Индии.   Совместные проекты в области возобновляемой энергетики Индийские компании также активно участвуют в развитии возобновляемых источников энергии в регионе. Так, Jindal Renewables подписала соглашение с OQ Alternative Energy (OQAE) о совместной разработке и эксплуатации крупных объектов возобновляемой энергетики в Омане, включая проекты в области солнечной и ветровой энергетики.   Активизация Индии в укреплении энергетических и торговых связей с государствами Персидского залива отражает её стремление обеспечить стабильные поставки энергии, снизить торговый дефицит и усилить своё стратегическое присутствие в регионе. Соглашения с ОАЭ и Оманом открывают новые возможности для сотрудничества в традиционных и возобновляемых энергетических секторах, способствуя устойчивому экономическому развитию Индии.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

outputs_in

Комментарий

26 мая, 2025

Границы против ориентиров: столкновение ЕС вокруг толкования прав человека

Недавнее открытое письмо, подписанное девятью государствами-членами Европейского союза, представляет собой серьёзный вызов послевоенной архитектуре защиты прав человека, заложенной Советом Европы и Европейской конвенцией о правах человека (ЕКПЧ) с 1950 года. Возглавляемая премьер-министром Италии Джорджией Мелони и её датской коллегой Метте Фредериксен инициатива стремится пересмотреть интерпретацию Конвенции, чтобы предоставить государствам больше свободы в миграционной политике. Эта инициатива подчёркивает более широкую тенденцию в Европе, где обеспокоенность миграционными потоками и внутренние политические давления побуждают коалицию правительств сомневаться в том, не мешают ли наднациональные правовые нормы суверенному принятию решений.   В основе доводов девяти правительств лежит убеждение, что Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в последние десятилетия расширил рамки Конвенции сверх первоначальных намерений её авторов. Упоминание о необходимости «переосмыслить, не вышел ли Суд за рамки Конвенции» фактически утверждает, что смещения в судебной практике нарушили баланс между коллективной защитой прав человека и прерогативами демократических государств. Этот подход находит отклик у избирателей нескольких подписавших письмо стран, где антииммиграционные партии превратили миграцию в вопрос существования национальной идентичности и социальной сплочённости.   В практическом плане авторы письма предлагают расширить возможность выдворения иностранных граждан за тяжкие преступления, приостанавливать некоторые процессуальные гарантии, когда депортация невозможна, и противодействовать так называемой «инструментализации» мигрантов враждебными внешними акторами. В этих рекомендациях заложена новая трактовка обязательств по правам человека в контексте национальной безопасности и общественного порядка. Хотя желание сдерживать преступные элементы среди мигрантов понятно, такие меры рискуют подорвать ключевые гарантии Конвенции, включая право на уважение частной и семейной жизни и запрет коллективного выдворения.   Призыв Мелони к «политической дискуссии» о способности Конвенции отвечать на современные вызовы подчёркивает напряжённость между юридической преемственностью и эволюцией политических потребностей. Он отражает давний спор в международном праве о том, в какой мере внутренние политические соображения должны влиять на развитие договорных обязательств. Стремясь связать пересмотр Конвенции с «открытым диалогом», подписанты косвенно признают, что любая корректировка потребует не только судебного, но и политического консенсуса — задача сложная из-за противоречивых национальных интересов и обязательного характера решений Суда для всех 46 государств-участников.   Ответ Генерального секретаря Совета Европы Алена Берсе был оперативным и однозначным. Подчеркнув, что «никакая судебная власть не должна испытывать политическое давление», он предупредил, что подрыв независимости ЕСПЧ поставит под угрозу сами основы верховенства закона в Европе. Его защита роли Суда, в том числе в рассмотрении нарушений прав человека в контексте российской агрессии против Украины, служит напоминанием о уникальной функции Конвенции как барьера против чрезмерных действий государств, даже в самых сложных геополитических ситуациях.   Исторические решения Суда демонстрируют высокие ставки спора. Решения по делам о высылке тунисских мигрантов с Лампедузы в 2016 году и об отказе Дании в воссоединении семьи сирийского беженца в 2021 году подтверждают приверженность защите лиц от коллективных мер принудительного характера и соблюдению права на семейную жизнь. Одновременно текущие процессы против прибалтийских государств и Польши по делу о «выбрасываниях» мигрантов в Белоруссию показывают, как Конвенция распространяется на ситуации, где национальная пограничная политика пересекается с обвинениями в гибридных военных тактиках.   Инициатива девяти стран несёт двойной риск. С одной стороны, она может ослабить авторитет ЕСПЧ, допуская явное политическое вмешательство в то, что должно оставаться независимым судебным процессом. С другой — способствовать фрагментации защиты прав человека в Европе, если государства начнут оспаривать обязательность некоторых решений Суда. В обоих сценариях Конвенция утратит способность единым голосом отстаивать фундаментальные права, а доверие общества к справедливости и беспристрастности Суда снизится.   С институциональной точки зрения этот спор ставит под вопрос жизнеспособность многоуровневого управления в Европе. Система ЕКПЧ была создана именно для того, чтобы смягчать противоречия между национальным суверенитетом и наднациональным контролем, обеспечивая как защитную сеть для отдельных лиц, так и рамки общих ценностей. Отказ от ключевых положений Конвенции или их существенное ослабление подорвёт этот хрупкий баланс, что может отпугнуть граждан от обращения в Страсбургский суд и ограничить способность Конвенции выступать единым стандартом защиты прав.   Тем не менее озабоченности подписантов нельзя отвергать полностью. Есть весомые вопросы о том, насколько Конвенция учитывает современные миграционные реалии, транснациональные преступные сети и асимметричные тактики как негосударственных, так и государственных акторов. Любая конструктивная реформа должна сочетать необходимость защиты прав человека с актуальными требованиями демократического управления и безопасности. Для этого необходим взвешенный диалог, который уважает и верховенство закона, и прерогативы избранных властей.   Для выхода из тупика европейским государствам стоит рассмотреть создание формального консультативного процесса под эгидой Совета Европы. Такой механизм мог бы объединить юридических экспертов, судей, парламентариев, представителей гражданского общества и специалистов по миграции для выработки целевых поправок или пересмотров протоколов. Обеспечивая прозрачность и широкое участие заинтересованных сторон, он поможет гарантировать, что любое развитие Конвенции произойдёт на основе консенсуса, а не односторонних политических манёвров. Только на основе инклюзивного подхода Европа сможет одновременно сохранить права отдельных лиц и целостность своих основных институтов защиты прав человека.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

outputs_in

Комментарий

26 мая, 2025

Переговоры США и Китая по тарифам – путь к устойчивости международной экономики

Конструктивные переговоры США и Китая в Женеве привели к решению, что США снизят тарифы на китайский импорт, которые были установлены с января 2025 г. с обеих сторон, со 145% до 30%, а ответные тарифы Китая на американские товары снизятся со 125% до 10%. Таким образом, достигнутая договоренность снизить тарифы на 115% каждой из сторон в течение следующих 90 дней – в определенной степени успокоило международное экономическое сообщество.   На этом фоне эксперты CNN отмечают, что «мировые инвесторы приветствуют оттепель в торговой войне, которая взбудоражила финансовые рынки, нарушила цепочки поставок и усилила опасения по поводу рецессии». На пресс-конференции в Женеве, министр финансов США Скотт Бессент сказал: “Обе делегации пришли к единому мнению, что ни одна из сторон не хочет разрыва отношений. Мы действительно хотим торговли. Мы хотим добиться большего баланса в торговле”. Представитель Министерства коммерции Китая назвал совместное заявление “важным шагом обеих сторон по урегулированию разногласий посредством равноправного диалога и консультаций, закладывающим основу и создающим условия для дальнейшего устранения пробелов и углубления сотрудничества”.   После заявления Президента Трампа журналистам, что «переговоры, прошедшие в выходные, привели к «полной перезагрузке условий торговли между США и Китаем», фондовые рынки, по информации репортеров BBC News, подскочили, инвесторы приветствовали деэскалацию, Индекс S&P 500 подскочил более чем на 3,2%, Индекс Dow Jones поднялся на 2,8%, а Nasdaq вырос на 4,3%.  На Уолл-стрит акции компаний Target, Home Depot и Nike резко выросли в цене, а акции технологических компаний, включая Nvidia, Amazon, Apple и Facebook Meta, также резко подорожали. Европейские фондовые индексы выросли, гонконгский индекс Hang Seng завершил день ростом на 3%. Сделка привела к росту акций судоходных компаний: датский Maersk вырос более чем на 12%, а немецкий Hapag-Lloyd – на 14%. Как заявили в Maersk, американо-китайское соглашение стало «шагом в правильном направлении» и что теперь они надеются на «постоянную сделку, которая сможет обеспечить долгосрочную предсказуемость». Международная торговая палата заявила, что сделка стала четким сигналом о том, что США и Китай оба хотят избежать «жесткого разрыва отношений».   По оценкам J.P.Morgan Research такое снижение тарифов сохранится до конца 2025 года и окажет значительное влияние на прогнозы экономического роста, включая годовой прогноз роста Китая до 4,8% с минимальных 4,1%. По мнению Хайбин Чжу, руководителя отдела исследований J.P.Morgan Research, «масштабы временного снижения тарифов больше, чем ожидалось и является удивительно позитивным событием». По их же прогнозам, ФРС США (Федеральная резервная система) сохранит процентные ставки на прежнем уровне в среднесрочной перспективе до декабря 2025г., вероятность рецессии в США и во всем мире также снизилась до уровня ниже 50%.   Подводя итого, надо подчеркнуть, что договоренность по торговым тарифам способствовала смягчению остроты противостояния между двумя странами и заложило основу для преодоления неопределенности в торговой политике.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

outputs_in

Комментарий

26 мая, 2025

Зачем России транскаспийский маршрут в Афганистан?

На совместном бизнес-форуме в Казани (Республика Татарстан, РФ) Россия и Афганистан рассмотрели перспективы развития мультимодальных транзитных коридоров «Россия-Казахстан-Узбекистан-Афганистан-Пакистан» и «Россия-Каспийское море-Туркменистан-Афганистан».   Это событие вносит ясность в понимание долгосрочного видения Москвы относительно формирования транспортной архитектуры Афганистана. Примечательно, что наряду с сухопутным маршрутом через Казахстан и Узбекистан российская сторона начала открыто обсуждать возможность соединения с Афганистаном по акватории Каспия с использованием портовой и железнодорожной инфраструктуры Туркменистана. Такой подход сигнализирует о стремлении РФ диверсифицировать пути поставок в Южную Азию, чтобы упредить риск чрезмерной зависимости от той или иной страны-транзитера.     Идея наладить мультимодальные перевозки по оси Север-Юг через Афганистан возникла с подачи Узбекистана. В 2022 году Ташкент предложил запустить межрегиональный маршрут Беларусь – Россия – Казахстан – Узбекистан – Афганистан – Пакистан, протяженностью 5532 км. Спустя год стороны подписали меморандум о его реализации. С тех пор Россия демонстрирует заметную активность на трансафганском треке и уже заявила о своем участии в подготовке технико-экономического обоснования (ТЭО) проекта строительства Трансафганской железной дороги.   Как известно, Узбекистан продвигает концепт Кабульского коридора, предполагающий прокладку железнодорожных путей от Мазари-Шарифа (Афганистан) до Пешавара (Пакистан). Работы планировалось начать осенью 2021 года. Однако из-за неожиданной смены власти в Афганистане процесс был приостановлен, а затем снова возобновлен. Между тем, в 2024 году Туркменистан в партнерстве с Казахстаном представил альтернативный вариант Трансафганской железной дороги по маршруту Торгунди-Герат-Кандагар-Спин-Булдак с выходом на пакистанские порты в Индийском океане. Россия, судя по всему, заинтересована в функционировании обоих коридоров – как Кабульского, так и Кандагарского.   В сентябре 2024 года Туркменистан приступил к закладке первого участка железной дороги Торгунди-Герат (115 км), которую планируется продлить до границы Пакистана через Кандагар. Часть затрат на реализацию проекта в размере $500 млн возьмет на себя Казахстан.   Талибы по результатам февральского визита в Ташкент заявили, что договорились с узбекской стороной о строительстве железной дороги Мазари-Шариф-Герат, хотя профильное ведомство Узбекистана эту информацию не подтвердило. Здесь же подчеркнем, что один из двух маршрутов, который судя по сообщениям Минтранса России, был согласован для подготовки ТЭО Трансафганской железной дороги, как раз берет начало от города Мазари-Шариф, соединяя афганский Герат, Диларам, Кандагар с приграничным городом Чаман в Пакистане. Из всего этого следует, что правительство «Талибан» намерено превратить Герат в главный транзитный хаб страны, который предоставлял бы таким крупным грузоотправителям, как Россия возможность соединяться с разными ветвями Трансафганской железной дороги – западной через Кандагар или восточной через Кабул. Стыковка маршрутов, вероятно, позволит Афганистану привлечь в свою сторону больше транзитных грузов, что помимо экономической выгоды, принесет местному правительству немалые геополитические дивиденды. Однако этот план может вызвать конфликт интересов государств Центральной Азии, вовлеченных в трансафганские коммуникации.   Торговый маршрут через Каспийское море в Афганистан, наверняка, будет раздражать Ташкент, прилагающий огромные усилия для строительства железной дороги Термез-Мазари-Шариф-Кабул-Пешавар, которая по идее должна завершить процесс создания прямого железнодорожного сообщения между Восточной Азией, Евразией и полуостровом Индостан. Эффективность любого транспортного коридора зависит от грузовой базы. В случае запуска мультимодального маршрута Россия-Каспийское море-Туркменистан-Афганистан значительный объем поставок с севера на юг может быть переориентирован на морской путь в силу его дешевизны и колоссальной грузоподъемности морских судов. Независимо от того, каким транспортом и через какую центральноазисткую страну будут направляться транзитные потоки в Афганистан, Кабульскому коридору придется конкурировать за их перевозку, что станет для региона серьезным вызовом.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

outputs_in

Комментарий

26 мая, 2025

Смерть классических международных отношений: почему страны не могут использовать теории МО для понимания Трампа

В Узбекистане я заметил поразительную тенденцию: почти все исследователи-политологи, с которыми я встречался, интерпретировали внешнюю политику США в рамках классической теории международных отношений (МО). Они рассуждали в терминах реализма, либерализма и конструктивизма, предполагая, что Соединенные Штаты ведут себя в соответствии со стратегическими интересами, институциональными нормами или идеологическими ценностями. Но когда я читал об администрации Трампа, казалось, что ни одна из этих моделей не подходит. Как теория МО может объяснить сокращение посольств и дипломатических миссий, или уютные отношения с противниками при одновременном введении тарифов для союзников? Несоответствие между теоретическими моделями и политической реальностью не просто сбивало с толку – оно выявляло нечто более глубокое: что традиционный учебник ИК больше не способен объяснить вторую администрацию Трампа.   Возникает острый вопрос: если международные отношения не могут объяснить Трампа, то что может? Этот комментарий призывает к психополитическому подходу, в частности к сочетанию стремления Трампа к эго, перформансу и хаосу.   Во-первых, Трамп руководствуется эго. В отличие от лидеров, руководствующихся национальными интересами или институциональными нормами, его внешнеполитические решения неизменно отражают стремление к личному одобрению и доминированию. Когда президент Украины Владимир Зеленский, более популярный в США, чем президент Трамп, посетил Вашингтон, Трамп не смог смириться с тем, что его затмили. Он публично унизил Зеленского перед камерами, пытаясь подтвердить свой собственный авторитет. Аналогичным образом, после кончины Папы Римского Франциска в начале этого года Трамп отреагировал не на государственную мудрость, а на зрелище: он распространил сгенерированное искусственным интеллектом изображение себя в роли Папы Римского, казалось бы, чтобы перенаправить внимание общественности от ярого критика, который однажды назвал его иммиграционную позицию «не христианской». Такие страны, как Южная Африка, Канада и Великобритания, были вынуждены ориентироваться на эго Трампа с крайней осторожностью, предлагая деликатные похвалы и надеясь избежать публичных засад – хотя такие усилия часто оказывались безуспешными. Традиционные теории ИК предполагают, что эти действия служат более широкой национальной цели и в какой-то мере продвигают интересы США. Однако решения Трампа, продиктованные эгоизмом, не принесли значимых результатов для американской внешней политики. Эти инциденты не единичны; скорее, они показывают последовательную схему, в которой внешняя политика Трампа ставит его эго выше всего остального, подчиняя дипломатию личному имиджу и эмоциональному удовлетворению.   Во-вторых, подход Трампа к международным отношениям перформативен. Его решения определяются тем, как они играют на внутреннюю аудиторию, в частности, как они укрепляют его имидж успешного специалиста по заключению сделок. Гуманитарная помощь была сокращена, потому что ее выгоды не были легко заметны избирателям - независимо от последствий, таких как 91 000 погибших взрослых и 190 000 погибших детей или дестабилизирующего воздействия на и без того нестабильные регионы, такие как Ближний Восток. По данным Бостонского университета, в стране в результате предложенного Трампом сокращения программы Medicaid каждые 18 минут будет умирать один взрослый человек. Даже если оценивать его политику по экономическим критериям, которые, по словам Трампа, являются приоритетными, она контрпродуктивна: по прогнозам, его торговые войны и тарифы приведут к сокращению долгосрочного ВВП США на 6% и снижению реальной заработной платы на 5%. Эти противоречия раскрывают более глубокую истину: внешняя политика Трампа направлена не на экономические результаты (как предлагают некоторые ИК-теории), а на внешний вид. Когда страны, пострадавшие от тарифов, принимают ответные меры, они не могут пойти по аналитическому пути, как Япония, и попытаться договориться о тарифах. Скорее, они должны выглядеть так, чтобы Трамп хотел создать перформативную атмосферу, участвуя в публичном умиротворении – например, как это сделала Индия. Язык денег и «сделок» никогда не был последовательной стратегией, это был спектакль, призванный укрепить его бренд как жесткого, бесцеремонного лидера, который ставит «Америку прежде всего».   В-третьих, Трамп любит создавать хаос. Он требует постоянного внимания, оставаясь на шаг впереди СМИ. Если каждую неделю устраивать скандал за скандалом, наступает усталость от возмущения, а от законной критики можно отмахнуться как от части бесконечной «охоты на ведьм». Он часто обсуждает аннексию Канады, вторжение в Гренландию или строительство роскошного курорта в Газе. Он принимает многомиллионные самолеты от монархий и переименовывает Мексиканский залив. Эти действия носят исключительно стратегический характер и направлены не на достижение целей США, а на то, чтобы Трамп выглядел сильнее. МО как область основывается на предположении о стабильности и анализе, когда решения принимаются с учетом нюансов и временных особенностей. Для Трампа хаос становится политическим инструментом, а неразбериха создает условия для того, чтобы он мог взять ситуацию под контроль.   Через эго, перформанс и хаос возникает психополитическая модель, с помощью которой страны могут интерпретировать действия президента Трампа – не как иностранного лидера в традиционном смысле, а как зрелище. Классическая теория международных отношений не может объяснить действия лидера, для которого внимание важнее альянсов, оптика важнее результатов, а личная выгода важнее национальной стратегии. Для таких стран, как Узбекистан, использование ИК в качестве фрейма означает, что невозможно понять действия и мотивы президента Трампа. Его поведение – это не просто аномалия в рамках МО, а нечто совершенно вне ее. Чтобы понять смысл действий Трампа, мы должны выйти за рамки МО и признать более широкую истину: традиционная схема действий уже не просто устарела - она неактуальна в мире, где правит Трамп.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.