Авторы, Хамза Болтаев и д-р Исломхон Гафаров, утверждают, что эволюционирующая стратегия Узбекистана в отношении Северного Афганистана обусловлена прагматичными экономическими и геополитическими соображениями. Они утверждают, что Ташкент перешел от традиционного подхода, основанного на безопасности, к подходу, в котором приоритетом является экономическое участие и развитие инфраструктуры. Примером такого сдвига является стремление Узбекистана увеличить двустороннюю торговлю с Афганистаном, поставив перед собой цель достичь товарооборота в 3 миллиарда долларов, а также реализовать такие ключевые проекты, как расширение торговых центров и Трансафганского транспортного коридора.   Они подчеркивают глубокие исторические связи между Узбекистаном и Северным Афганистаном, особенно в таких провинциях, как Балх, Джовзджан и Фарьяб, где проживают значительные узбекские общины. Они утверждают, что эти связи, восходящие к Бухарскому эмирату, обеспечивают прочную основу для политики Узбекистана. Далее они утверждают, что, хотя канал Кош-Тепа создает потенциальную напряженность, связанную с водой, стратегия Ташкента направлена на стимулирование экономического развития Северного Афганистана как средства обеспечения стабильности. Авторы предполагают, что подход Узбекистана балансирует между осторожностью и вовлеченностью, стремясь позиционировать себя в качестве ключевого экономического партнера, избегая при этом прямого политического вмешательства.   В аналитической записке также подчеркивается использование Узбекистаном «мягкой силы» через образовательные инициативы, такие как финансирование строительства медресе «Хайр аль-Мударис имама Бухари» в Мазари-Шарифе. Авторы утверждают, что, поддерживая религиозное и интеллектуальное развитие, Узбекистан стремится противостоять радикальным идеологиям и укрепить свое влияние среди религиозной и политической элиты Афганистана. Однако они предупреждают, что остаются проблемы, включая изменение этнической динамики в Северном Афганистане, растущие экономические интересы Китая и потенциальные перестановки на энергетическом рынке, которые могут снизить роль Узбекистана.   В конечном итоге, г-н Болтаев и д-р Гафаров приходят к выводу, что политика Узбекистана отражает попытку более тесной интеграции Афганистана в более широкий регион Центральной Азии. Они утверждают, что нацеленность Ташкента на экономическое сотрудничество, региональную стабильность и развитие инфраструктуры демонстрирует долгосрочное стремление к укреплению двусторонних отношений, выходящее за рамки сиюминутных проблем безопасности. Несмотря на сохраняющиеся проблемы, авторы считают, что взвешенный подход Узбекистана делает его важнейшим игроком в формировании будущего Афганистана, особенно в его северных провинциях.   Читайте на сайте The Diplomat   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Доктор Исломхон Гафаров, старший научный сотрудник Центра исследований Афганистана и Южной Азии, и стажер Центра Бобур Мингяшаров утверждают, что растущее влияние России в Афганистане – это стратегический сдвиг, обусловленный как геополитической необходимостью, так и экономическими интересами. После вывода американских войск Москва стремится расширить свое взаимодействие с правительством талибов, используя транзитный потенциал Афганистана и рынок с населением 41 миллион человек. Авторы утверждают, что прагматичный подход России – сохранение дипломатического присутствия в Кабуле и рассмотрение вопроса об исключении талибов из списка террористов – демонстрирует долгосрочное стремление к укреплению связей. Этот сдвиг, отмечают они, согласуется с более широкой стратегией России, направленной на укрепление влияния в Евразии на фоне продолжающейся конфронтации с Западом.   Авторы далее утверждают, что взаимодействие России с Афганистаном охватывает три основные сферы: торговлю, добычу ресурсов и сотрудничество в области безопасности. Авторы подчеркивают, что товарооборот между двумя странами превысил 1 миллиард долларов, а к 2030 году, по прогнозам, достигнет 10 миллиардов долларов. Заинтересованность России в афганском литии и редкоземельных минералах, отмечают авторы, ставит ее в условия прямой конкуренции с Китаем и Индией за доступ к ресурсам. Кроме того, авторы подчеркивают, что усилия России по оказанию гуманитарной помощи являются частью стратегии «мягкой силы», направленной на улучшение отношений с афганскими властями и преодоление затянувшихся исторических обид, связанных с советско-афганской войной.   Они также подчеркивают, что стратегия России формируется под влиянием конкуренции с Китаем, особенно в экономической сфере. В то время как Пекин прочно утвердился в роли ключевого инвестора в Афганистане благодаря инициативе «Пояс и путь», Россия стремится закрепиться в экономике, в частности, поддерживая масштабные инфраструктурные проекты, такие как Трансафганская железная дорога. По их мнению, этот проект расширит доступ России к индийскому и пакистанскому рынкам и укрепит роль Центральной Азии как транзитного коридора. Однако они предупреждают, что меняющийся геополитический ландшафт в Афганистане, где Россия, Китай, Индия и Пакистан борются за влияние, может создать напряженность, которая перекинется на Центральную Азию.   Кроме того, подчеркивается, что соображения безопасности остаются центральным фактором в политике России в Афганистане. Отмечается, что Москва рассматривает талибов как важнейшего партнера в противодействии ИГИЛ-Хорасан, особенно после теракта в московском «Крокус Сити Холле». Хотя Россия воздерживается от расширения своего военного присутствия в Центральной Азии, авторы утверждают, что ее дипломатическое взаимодействие с «Талибаном» может изменить динамику региональной безопасности. Наконец, авторы приходят к выводу, что растущее участие России в Афганистане открывает как возможности, так и проблемы для Центральной Азии, особенно в сфере экономического сотрудничества, борьбы с терроризмом и управления водными ресурсами.   Читайте аналитическую записку на сайте Kun.uz   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Как объясняет Наргиза Умарова, Узбекистан активно развивает свои транспортные связи с Южным Кавказом, признавая ключевую роль региона в содействии торговле между Центральной Азией и Европой. Учитывая растущее значение Транскаспийского международного транспортного маршрута (ТМТМ) в условиях меняющейся геополитической динамики, Ташкент активизировал сотрудничество с Азербайджаном и Грузией. После войны в Украине и последующего снижения роли России в транзитной цепочке Европа-Китай Узбекистан стремится использовать новые транспортные коридоры, в частности мультимодальный маршрут CASCA+. Этот коридор, соединяющий Центральную Азию с Южным Кавказом и Анатолией, уже доказал свою эффективность успешной отправкой товаров в Европу, сократив как время, так и затраты на транзит.   Автор подчеркивает приверженность Узбекистана развитию инфраструктуры морского транспорта, вкладывая значительные средства в Бакинский международный морской торговый порт и черноморские порты Поти и Батуми. Страна также поддерживает открытие Зангезурского коридора, который может сократить путь из Азербайджана в Турцию, что еще больше укрепит торговые связи между Востоком и Западом. Однако она отмечает, что успех этих транспортных инициатив зависит от преодоления административных и правовых барьеров, включая унификацию тарифов и цифровизацию транзитных процессов. По словам г-жи Умаровой, углубление сотрудничества Узбекистана с Азербайджаном, особенно в области железнодорожной и портовой инфраструктуры, согласуется с его более широкими амбициями по увеличению транзитного потенциала до 22 миллионов тонн в год к 2030 году.   Подробнее ознакомьтесь с анализом на сайте Caspian Policy Center   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Подготовленная под руководством Хамзы Болтаева и Исломхона Гафарова, эта аналитическая заметка Самандара Солиева, стажера ИПМИ, рассматривает более широкие последствия трансфера Абдукодира Хусанова в «Манчестер Сити», позиционируя его как стратегический инструмент «мягкой силы» Великобритании в Узбекистане. Автор утверждает, что, хотя этот трансфер может показаться обычной футбольной сделкой, он совпадает с тонким, но значительным сдвигом в подходе Великобритании к публичной дипломатии в Центральной Азии. Великобритания традиционно взаимодействовала с регионом через культурные инициативы и продвижение языков, но включение футбола в стратегию «мягкой силы» отражает развивающуюся структуру, которая использует огромную популярность английской Премьер-лиги. Широкая медийная активность вокруг трансфера Хусанова, в частности целенаправленная работа клуба с узбекской аудиторией, иллюстрирует растущее пересечение цифровой дипломатии, спортивного маркетинга и международного влияния.   Далее автор рассматривает, как Великобритания использует институциональные механизмы, такие как Британский совет, дипломатические миссии и деловые сети, чтобы формировать восприятие и укреплять свой мировой авторитет. Он подчеркивает роль Британского совета в расширении доступа к британскому образованию и повышении уровня владения английским языком среди узбекской молодежи, приводя в пример значительный рост показателей успешной сдачи экзамена IELTS. В аналитической записке также подчеркивается расширение экономических отношений между Великобританией и Узбекистаном, о чем свидетельствует рост товарооборота и британских инвестиций в различные отрасли. Футбол, являясь беспрецедентным средством взаимодействия, служит продолжением этих дипломатических усилий, а участие «Манчестер Сити» в Узбекистане отражает стратегический шаг по укреплению культурных связей. Автор приходит к выводу, что, несмотря на отсутствие единой стратегии Великобритании в Центральной Азии, «мягкая сила» остается жизненно важным механизмом для поддержания британского влияния в регионе, а трансфер Хусанова знаменует собой потенциальную веху в этом развивающемся подходе.   Читайте на Kun.uz   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Наргиза Умарова, старший научный сотрудник Института перспективных международных исследований (ИПМИ), анализирует последствия возобновления Соединенными Штатами кампании «максимального давления» на Иран, в частности ее потенциальное воздействие на порт Чабахар и более широкую региональную транспортную динамику. Она объясняет, что решение президента Дональда Трампа восстановить жесткие санкции против Ирана ставит под угрозу долгосрочные инвестиции Индии в Чабахар, который служит важнейшими воротами для доступа Индии в Центральную Азию и Афганистан. Нацелившись на иранские портовые операции, США могут косвенно ослабить геоэкономические позиции Индии и одновременно усилить стратегическое преимущество пакистанского порта Гвадар, который развивается в рамках китайской инициативы «Пояс и путь». Это может еще больше обострить конкуренцию между Индией и Китаем за региональные связи и торговые маршруты.   Г-жа Умарова подчеркивает, что Индия уже много лет модернизирует Чабахар, добившись в 2018 году освобождения от санкций США для эксплуатации терминала «Шахид Бехешти». Однако в связи с возобновлением санкций планы Индии по инвестированию 370 миллионов долларов в модернизацию порта могут оказаться под угрозой. Порт Чабахар занимает центральное место в ряде международных транспортных инициатив, включая Международный транспортный коридор «Север-Юг» и Ашхабадское соглашение, способствующее развитию торговли между Центральной Азией и Персидским заливом. Такие страны, как Узбекистан, который в своей морской торговле полагается на внешние порты, проявили большой интерес к использованию транзитного потенциала Чабахара. Запланированное создание логистического центра в порту могло бы значительно увеличить объемы торговли Узбекистана, особенно с Индией, где в 2024 году объем двусторонней торговли достигнет 1 миллиарда долларов. Кроме того, Афганистан, испытывающий напряженность в отношениях с Пакистаном, все чаще обращается к Чабахару как к альтернативному маршруту для своей морской торговли, а завершение строительства железной дороги Хаф-Герат, как ожидается, еще больше расширит возможности сообщения.   Умарова утверждает, что если деятельность Чабахара будет ограничена из-за возобновления санкций США, то у государств Центральной Азии и Афганистана не останется иного выбора, кроме как положиться на Пакистан в плане доступа к морским путям. Это, в свою очередь, укрепит стратегическое значение Исламабада в региональной транспортной сети и усилит геополитическое влияние Китайско-пакистанского экономического коридора (CPEC). Китайские инвестиции в порт Гвадар выиграют от упадка Чабахара, что усилит региональное влияние Пекина и одновременно подорвет сухопутное сообщение Индии с Центральной Азией. Кроме того, изменение динамики региональных перевозок может непреднамеренно принести пользу Узбекистану, сделав его Трансафганский железнодорожный коридор (Термез-Мазари-Шариф-Кабул-Пешавар) более привлекательным для инвесторов, что потенциально ускорит его реализацию. Умарова заключает, что режим санкций США, направленный на ограничение экономических возможностей Ирана, будет иметь далеко идущие последствия для региональных связей, изменяя геополитический и торговый ландшафт Южной и Центральной Азии.   Читайте на сайте The Diplomat   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В недавнем аналитическом материале, опубликованном на сайте Kun.uz, Хамза Болтаев, руководитель Центра исследований Афганистана и Южной Азии, и старший научный сотрудник Исломхон Гафаров утверждают, что недавняя Мюнхенская конференция по безопасности ознаменовала собой серьезный сдвиг в мировом порядке, бросивший вызов традиционному трансатлантическому альянсу между Европой и США. Они утверждают, что наметившееся расхождение во внешней политике США и ЕС – примером которого могут служить прямые переговоры Вашингтона с Россией по Украине в обход европейского участия – ставит критические вопросы о будущей траектории европейской дипломатии. В свете этого авторы исследуют, как Европейский союз может пересмотреть свое взаимодействие с ключевыми игроками и регионами, такими как Китай, Центральная Азия, Ближний Восток и Южная Азия, стремясь утвердить большую стратегическую автономию.   Они предполагают, что Европа может пересмотреть свою позицию по отношению к Китаю, Ирану и Афганистану, учитывая, что в прошлом ее политика во многом определялась влиянием США. Они подчеркивают, что ЕС может углубить экономические связи с Китаем через такие инициативы, как «Пояс и путь», а также пересмотреть свой подход к Ирану как энергетическому партнеру, независимо от политики Вашингтона. Авторы также отмечают, что Афганистан, который ранее рассматривался через призму вмешательства НАТО, теперь может быть использован ЕС в более прагматичном ключе. Кроме того, они рассматривают динамику развития отношений с Индией и Турцией, подчеркивая, что Брюссель может отдать приоритет стратегическим транспортным коридорам и расширению торговли. В итоге они приходят к выводу, что, хотя Европа сталкивается с серьезными геополитическими вызовами, эти изменения также создают возможности для укрепления сотрудничества с развивающимися региональными державами.   Читайте на Kun.uz   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.