Политика администрации президента США Дональда Трампа демонстрирует устойчивый тренд к сокращению финансирования международных инициатив. В рамках этой стратегии американская сторона пересматривает масштаб и направления предоставления внешней помощи, что уже оказывает ощутимое влияние на конкретные программы, включая проекты в Узбекистане. В частности, недавно было аннулировано решение о выделении гранта Госдепартамента США на сумму 2,5 млн долларов, предназначенного для стимулирования гражданской активности в республике.   Существенную роль в структуре американской поддержки играет Агентство США по международному развитию (USAID). После открытия представительства USAID в Ташкенте в 2020 году наблюдался значительный рост его участия в распределении американской помощи. Согласно оценкам, к 2024 году доля USAID увеличилась с 24,2% до 73,5%, что указывает на институциональное укрепление их присутствия в стране. Однако в январе 2025 года Дональд Трамп издал распоряжение о временной приостановке всей зарубежной помощи от USAID на срок 90 дней с целью пересмотра программ на соответствие «американским ценностям» и национальным приоритетам внешней политики США.   Такие меры вписываются в более широкий контекст возврата к изоляционистским установкам и пересмотра принципов распределения ресурсов в пользу решения внутренних задач. В этом смысле текущие шаги администрации нельзя считать неожиданными: они являются продолжением предвыборной риторики Трампа, предполагающей сокращение госрасходов, усиление контроля над международными обязательствами и идеологическую фильтрацию внешнеполитических инициатив.   Тем не менее, влияние этих решений на развитие гражданского общества в Узбекистане представляется ограниченным. Концепция «Новый Узбекистан», провозглашённая в 2021 году, последовательно акцентирует внимание на институционализацию общественных инициатив, усилении роли негосударственных организаций и расширении механизмов гражданского участия. В этом контексте международная поддержка, включая американскую, выступает скорее как дополнительный, но не определяющий фактор.   Следовательно, даже при сокращении внешнего грантового финансирования развитие институтов гражданского общества в Узбекистане сохраняет внутреннюю устойчивость, опираясь на политическую волю руководства и общественный запрос на модернизацию.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Визит Мелони в Вашингтон 17 апреля, несмотря на настороженность ряда европейских столиц и опасения относительно размывания единства ЕС, получил формальную поддержку со стороны Европейской комиссии как возможный шаг к деэскалации напряжённости в торговых отношениях между США и ЕС. В Белом доме Мелони выступила с идеологическим манифестом в пользу «восстановления величия Запада», акцентируя борьбу с «воук-идеологией» как объединяющую платформу между Европой и США. Она подчеркнула, что говорит не о географии, а о «цивилизационном союзе», который должен быть укреплён.   Несмотря на обнадеживающий фон, её миссия была осложнена сразу несколькими факторами — от ограниченного внешнеполитического мандата Рима до растущего недоверия внутри страны и среди партнёров по ЕС к самостоятельным действиям Рима на международной арене. Особенно критично прозвучали предупреждения со стороны Парижа о риске подрыва общеевропейской консолидации в условиях нарастающего внешнего давления.   Перед итальянским премьер-министром стояла задача тройственной сложности: отстаивать экономические интересы Италии, смягчить конфронтационный курс США в отношении ЕС и сохранить единство трансатлантического пространства. При этом она была вынуждена лавировать между лояльностью к Трампу, который рассматривает её как потенциального стратегического союзника, и необходимостью учитывать интересы и чувствительность европейских партнёров, критикующих односторонние действия Рима.   Примечательно, что Мелони была единственным лидером ЕС, приглашённым на инаугурацию Трампа, а её встреча с вице-президентом Джей Ди Вэнсом в Риме 18 апреля служит индикатором особого внимания американского истеблишмента к Италии. Содержание переговоров с Вэнсом включали обсуждение перспектив двусторонней торговой сделки и поиск путей скорейшего урегулирования российско-украинского конфликта, что отражает приоритеты новой администрации в отношении Южной Европы: акцент на прагматичное экономическое сотрудничество и стремление к переоценке американского участия в европейских конфликтах через призму национальных интересов США.   Вэнс, во время своего последнего визита в Европу в январе, обрушился на блок с критикой, обвинив его лидеров в неспособности поддерживать свободу слова или остановить нелегальную миграцию. Ныне, прибыв в Ватикан накануне Пасхи, он провёл также переговоры с госсекретарём Святого престола кардиналом Пьетро Паролином. По оценке ряда наблюдателей, это может означать усиление «консервативной оси» в рамках нового трансатлантического политического альянса.   С учётом объёма двусторонней торговли в $126 млрд и доли США в итальянском экспорте (около 10% от общего объема), Италия остаётся одной из наиболее зависимых от американского рынка стран ЕС. Прогнозируемое снижение ВВП на 0,4–0,6% в ближайшие два года сопровождается риском потери свыше 50 тыс. рабочих мест. Пессимизм усиливается и на финансовых рынках: итальянский фондовый индекс продемонстрировал худшую динамику среди развитых экономик Запада сразу после 2 апреля. Это делает ситуацию особенно напряжённой: взаимозависимость, которую часто называют основой «непоколебимого союзничества», превращается в рычаг давления — и для Трампа, и для самой Мелони.   С государственным долгом, превышающим 136% ВВП, низкими темпами роста и высокой зависимостью от европейского финансирования в рамках Плана восстановления, который завершится к 2026 г., Италия лишена достаточной экономической автономии, чтобы влиять на параметры трансатлантической торговли в одиночку. Стареющее население, растущие обязательства по социальным расходам и ограниченное фискальное пространство дополнительно сужают поле для маневра.   Сама Мелони в прошлом представитель ультраправого крыла итальянской политики с корнями в неофашистском движении, сумела трансформироваться в лидера, стремящегося к международной легитимности и прагматизму, не теряя при этом связи с радикальной правой риторикой. Этот подход, получивший в экспертных кругах название «прагматичный радикализм», позволяет ей сочетать националистическую повестку на внутреннем уровне с умеренной внешнеполитической линией, акцентированной на трансатлантизме и военной поддержке Украины.   В этих условиях Мелони не столько навязывает США «европейскую линию», сколько пытается убедить Трампа в том, что единая Европа может быть не угрозой, а стратегическим активом для Соединённых Штатов. Концепция «нулевых тарифов» на промышленные товары могла бы стать не только символом обновлённого сотрудничества, но и прагматичной основой для перезапуска переговорной архитектуры, которая показала бы эффективность ведения диалога с единым блоком, а не с множеством национальных правительств.   Хотя формально Мелони не уполномочена вести переговоры от имени союза, некоторые европейские столицы рассматривают её миссию как тактическую разведку, способную обозначить рамки для будущего диалога. Как отмечает исследователь Европейского совета по международным отношениям Альберто Рицци, Мелони может сыграть роль «разведчика», закладывающего основу для последующих официальных переговоров.     * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В своём комментарии Наргиза Умарова акцентирует внимание на растущей многовекторности и неопределённости в стратегии Узбекистана по развитию трансафганских транспортных коридоров. Отмечая активизацию работ по подготовке технико-экономического обоснования двух маршрутов — Кабульского и Кандагарского, — она подчёркивает, что участие России в проекте может изменить баланс прежних договорённостей, особенно с такими партнёрами, как ОАЭ и Катар. Эксперт обращает внимание на то, что ранее приоритетный Кабульский маршрут теперь сталкивается с конкуренцией со стороны альтернативного Кандагарского коридора, активно продвигаемого также Туркменистаном и потенциально интегрируемого в иранские инфраструктурные проекты.   Кандагарский маршрут рассматривается как выгодная альтернатива, позволяющая соединить Центральную Азию не только с Пакистаном, но и с Ираном и, шире, с Индией через порт Чабахар. Г-жа Умарова подчёркивает, что геополитическая реальность — нестабильность в Пакистане, осложнения в афгано-пакистанских отношениях, а также амбиции Москвы по расширению МТК «Север – Юг» — может склонить Ташкент к пересмотру своих транспортных приоритетов. При этом, как подчеркивает эксперт, отсутствие прозрачности в вопросе финансирования нового проекта и молчание узбекской стороны по поводу своих дальнейших шагов создают атмосферу неопределённости, в которой каждое дипломатическое движение приобретает стратегическое значение.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Мюнхенская речь вице-президента США Дж. Д. Вэнса о пересмотре вопросов безопасности в мире и на Европейском континенте становится толчком к переосмыслению европейского видения вопросов архитектуры безопасности. Европейские институты, подходы и ценностные рамки сохранят свою преемственность, однако их будущее развитие будет все больше разворачиваться с учетом перспективы ограниченного – или минимального – участия США. В этом контексте ожидается изменение политики Европы по отношению к Китаю, Индии, странам Центральной и Южной Азии, а также Ближнему Востоку и Кавказу. Особый интерес проявляется к Кавказу и Центральной Азии, которые могут сыграть роль связующего звена между Востоком и Западом. Геополитическое расположение этих регионов делает их весьма привлекательными для Европейского Союза, что нашло подтверждение в рамках первого саммита «Европейский Союз – Центральная Азия», завершившегося 4 апреля в Самарканде подписанием Совместной декларации.   Итоги саммита. Полномасштабная мобилизация «бюрократической машины» ЕС позволила вывести итоги саммита на высокий системный уровень сотрудничества. Было институционализировано двустороннее сотрудничество в формате регулярных встреч министров иностранных дел, рабочих групп и платформ высокого уровня.   Лидерами отмечена приверженность обеих сторон к углублению экономического и инвестиционного сотрудничества. Стоит отметить, что Евросоюз является вторым по объемам торгового оборота партнером Центральной Азии, уступая лишь Китаю. Как отметил Шавкат Мирзиёев на саммите, товарооборот между двумя регионами достиг 54 миллиардов евро в 2024 году. Более того, в ходе саммита между ЕС и Узбекистаном было достигнуто соглашение об открытии в стране регионального представительства Европейского инвестиционного банка (ЕИБ), что обусловлено объемом европейских вложений в региональные проекты, который уже достиг 40% от общих иностранных инвестиций в Центральной Азии. Урсула фон дер Ляйен, президент Европейской комиссии, объявила о старте нового инвестиционного пакета Global Gateway в размере 12 миллиардов евро, направленного на поддержку сотрудничества в сферах цифровой связи, воды и энергии, а также критического сырья.   Кроме того, ЕС выразил готовность к продолжению своей Глобальной стратегии по Центральной Азии (2019) в таких ключевых направлениях, как зеленый переход, борьба с изменением климата, энергетика, устойчивое сельское хозяйство, а также к расширению поддержки образовательных программ через Erasmus+, Horizon Europe, Digital Education, Marie Skłodowska-Curie Actions.   Также намечены цели по сотрудничеству в сфере безопасности, а именно улучшению борьбы с терроризмом, экстремизмом, наркотрафиком и организованной преступностью, а также управлению границами и миграцией через платформы LEICA и BOMCA.   Евразийская магистраль. Саммит вновь подчеркнул особую важность развития сети разветвленных логистических маршрутов и цепочек поставок на фоне все более углубляющейся глобальной фрагментации и геополитической нестабильности в ключевых транспортных узлах международной торговли. В этой связи наибольший интерес для ЕС представляет Транскаспийский международный транспортный маршрут (ТМТМ), более известный как Средний, или Срединный коридор, соединяющий Китай с Европой через Центральную Азию, Каспийское и Черное моря. На его поддержку европейские институты уже обязались выделить 10 миллиардов евро в рамках инвестиционного форума в Брюсселе в январе 2024 года. Global Gateway в этой связи признан основным инструментом инфраструктурного взаимодействия ЕС и Центральной Азии. Таким образом, торговля больше не нуждается в поиске кратчайших или наименее затратных маршрутов – необходимы наиболее надежные и политически устойчивые цепочки поставок, способные противостоять неопределенности и укреплять стратегическую автономию.   Формат сотрудничества «регион-регион». Саммит продемонстрировал всестороннюю поддержку Европейским союзом процессов региональной интеграции стран Центральной Азии, продвигаемые за последние годы европейской стороной инициативы носили отчётливо общерегиональный характер. Наряду с развитием устойчивых двусторонних связей, необходимых для поддержания эффективности взаимодействия, региональные государства могут выходить за рамки формата С5+1, выстраивая партнёрство с Азербайджаном. Такая кооперация открывает перед Европейским союзом возможность формирования альтернативного Восточному направлению нового «Транскаспийского партнёрства ЕС».   При этом возрастает необходимость в более адресном сотрудничестве с отдельными субрегионами Европы, которые играют ключевую роль в обеспечении транзитных коридоров и энергетического взаимодействия. Центральная Азия уже обладает устойчивыми связями с Прибалтийскими странами, которые зарекомендовали себя как активные экономические и инвестиционные партнёры региона. Сложившийся опыт взаимодействия может служить прочной платформой для расширения партнёрских горизонтов и углубления кооперации с государствами Северной Европы, способствуя диверсификации внешнеэкономических связей и укреплению многоуровневого диалога.   Афганская дилемма. В условиях глобальных трансформаций Европейский Союз может также пересмотреть свою политику в отношении Афганистана. В ближайшем окружении ЕС его стратегический союзник США демонстрирует признаки постепенного восстановления политических каналов с Кабулом. В частности, бывший спецпредставитель США в Афганистане Залмай Халилзад неофициально посетил Афганистан в марте 2025 года. Тем не менее, Европейский Союз сохраняет осторожность в отношении Кабула по нескольким причинам:   Во-первых, ЕС возможно опасается репутационных потерь. Переговоры и дальнейшее сотрудничество с движением Талибан могут вызвать критику со стороны демократического мира.   Во-вторых, возобновление отношений с Афганистаном может повлечь за собой дальнейшую смену дискурса внутри ЕС, поскольку электорат не имеет схожих взглядов с Талибаном по поводу строительства гражданского общества в Афганистане.   В-третьих, в свете текущих стратегических приоритетов, Афганистан может восприниматься как периферийная территория, не оказывающий большого влияния на интересы ЕС в континентальной политике. Однако если Европа сделает больший акцент на углублении сотрудничества с Центральной Азией, Афганистан может обрести новую актуальность в качестве стратегического узла.   В этом контексте ЕС может выбрать стратегию диалога с Афганистаном через посредничество третьих сторон, при этом Узбекистан представляет собой наиболее подходящую платформу для такого посредничества. Европейские государства признают ключевую роль Ташкента в афганской повестке, учитывая общие интересы в обеспечении стабильности и развитии Афганистана, прежде всего через экономическое развитие. Идеи Президента Республики Узбекистан Шавката Мирзиёева, озвученные на первом саммите «Европейский Союз – Центральная Азия», о необходимости вовлечения Афганистана в ключевые региональные экономические процессы, совпадают с позицией Европы. Подобные инициативы могут стимулировать внимание европейских финансовых институтов к инвестиционным проектам на территории Афганистана, что станет важным шагом в укреплении экономической стабильности страны.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Комментарий подготовлен под руководством Муштарий Усмоновой   В комментарии авторства Парвины Кучмуродовой, студентки четвертого курса Университета мировой экономики и дипломатии и стажера Центра европейских исследований ИПМИ, представлен сравнительный анализ стратегий цифровизации Эстонии и Финляндии. Она рассматривает, как эти две страны стали мировыми лидерами в области цифрового управления, каждая из которых применяет различные, но весьма эффективные подходы к интеграции цифровых технологий в государственное управление, бизнес и повседневную жизнь. В то время как Эстония стала пионером радикальных цифровых преобразований благодаря своей инфраструктуре электронного правительства (например, системе обмена данными X-Road и программе электронного резидентства), Финляндия ставит во главу угла доступность цифровых технологий, надежную инфраструктуру ИКТ и тесную интеграцию бизнеса.   Анализ позволяет выделить ключевые различия: Эстония делает акцент на комплексных цифровых государственных услугах и глобальном охвате через инициативы по обмену знаниями, а Финляндия - на цифровой грамотности, доступности широкополосной связи и благоприятной для бизнеса цифровой политике. Автор также рассматривает, как эти две страны сотрудничают, в частности, через общие трансграничные цифровые структуры, демонстрируя приверженность развитию цифровизации за пределами национальных границ. Сравнивая эти модели, автор комментария предлагает понимание того, как различные национальные условия формируют цифровую политику, и дает ценные уроки для других стран, стремящихся усовершенствовать свое цифровое управление и модернизировать экономику.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В комментарии М. Чюнейта Озшахина, доктора философии, приглашенного научного сотрудника Центра американских исследований, рассматривается эволюционирующая внешняя политика Турции в отношении Центральной Азии в контексте меняющейся глобальной геополитической динамики. Автор утверждает, что позиционирование Турции в регионе находится под влиянием политики крупных держав, включая Россию, Китай, ЕС и США. Он утверждает, что Турция перешла от традиционно западноцентричного подхода к более автономной внешней политике, взаимодействуя с множеством игроков, балансируя при этом между своими историческими союзами. Доктор Озшахин подчеркивает, что кризис на Украине, смена режима в Сирии и изменения в политике США при Дональде Трампе являются значительными факторами, формирующими региональную стратегию Турции.   Автор рассматривает продолжающееся влияние России в Центральной Азии и то, как ее участие в Украине и Сирии влияет на ее региональное положение. Доктор Озшахин утверждает, что Турция занимает двойственную позицию в отношении украинского конфликта, выступая посредником между Москвой и Киевом и одновременно оказывая Украине военную поддержку. Он также обсуждает, как недавняя поддержка Турцией сирийских оппозиционных сил после падения режима Асада может ухудшить ее отношения с Россией. Кроме того, он отмечает, что вызовы Москвы в этих конфликтах создают вакуум власти в Центральной Азии, который Китай активно заполняет с помощью экономических инициатив, таких как инициатива «Пояс и путь», наряду с укреплением связей с Турцией.   Далее эксперт рассматривает, как президентские выборы в США в ноябре 2024 года и возвращение Трампа к власти могут повлиять на глобальную политику, включая Центральную Азию. Он утверждает, что политика Трампа свидетельствует о переходе к одностороннему принуждению и снижении акцента на противостоянии с Россией, что может позволить Москве восстановить геополитическую позицию. В то же время сосредоточенность Трампа на противодействии Китаю может привести к более активному участию США в Центральной Азии, особенно в энергетическом и экономическом секторах. Он также предполагает, что напряженность в отношениях между ЕС и США может подтолкнуть европейские страны к более тесному сотрудничеству в сфере безопасности, что может неожиданно повысить стратегическое значение Турции в регионе.   В заключение автор считает, что внешняя политика Турции в Центральной Азии, скорее всего, будет развиваться в ответ на эти геополитические трансформации. Доктор Озшахин утверждает, что участие Турции в регионе – через экономические, военные и многосторонние инициативы, такие как Организация тюркских государств, – позиционирует ее как ключевого игрока на фоне растущей конкуренции между глобальными державами. Он предполагает, что в зависимости от результатов отношений Турции с ЕС и другими международными игроками, Анкара может стремиться либо к более глубокой интеграции с западными институтами, либо к прагматичному партнерству с Китаем, Россией и другими региональными игроками.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.